Руслан Агишев - Непосланный посланник [litres]

– Хорошо, умчалась все же егоза, а то не больно-то она его привечает. Ученые все стали… Доктора, врачи… Академии, ниверситеты всякие кончают. А наш Митюша, спаси его Господь, и без всяких академиев на ноги поставит, – удовлетворенно хмыкнул мужик в густую бороду. – Сейчас Митюшенька наш придет… Браток, ты потерпи, – повернувшись назад, негромко проговорил он. – Чуток совсем…

– Эй, слышь, Борода, – парнишка, сидевший сзади, пересел ближе. – Я тут у вас новенький. Что это за Митюха такой? Докторюга, что ли?

Возница чуть повернул голову и неприязненным взглядом прошелся по приблатненному парнишке, на правой руке которого синела вязь татуировки. Он действительно появился у них только вчера – разведчики наткнулись на него, полузасыпанного и оглушенного, в одной из наших траншей.

– Сам ты Митюха, олух! – буркнул мужик, отворачиваясь к дороге и уставившись в задок впереди катящейся телеги. – Это наш Митюшенька! Врачует он. Облегчение всем болезным приносит. Эти костоправы-то все норовят отрезать да оттяпать, а он, милостию Божьей, хвори прогоняет. Понял, тютя?! И не смотри, что он ростом не велик, – возница опять внушительно прошелся взглядом по пареньку. – Че гадкое сотворишь, в миг накажет.

Однако хмыкающий с сомнением парнишка явно не был готов поверить в то, что какой-то Митюша мог облегчить боль у обгоревшего танкиста, больше напоминавшего угольную головешку, чем человека. И когда парень уже собрался и свои пять копеек вставить по этому поводу, с хвоста обоза показалась худощавая фигура подростка, одетого по-городскому – в чуть короткие не по росту брюки, рубашку со странно засученными рукавами. Довольно тщедушный, с лохматой гривой волос, он шел от телеги к телеги и о чем-то переговаривался с ранеными. Время от времени он легко касался то одного, то второго из них, заставляя еще мгновение назад стонавших и скрипевших зубами от боли бойцов улыбаться и с облегчением откидываться на солому. И все он делал как-то легко, невесомо, словно порхающая бабочка.

Да, да, это был Я! И Митюшей, Митюшенькой, Дмитрием и даже Дмитрием Михайловичем называли именно меня. Признаюсь, кое-кто украдкой называл меня и другими именами, странными и не совсем добрыми: колдун, дьявол и, кажется, сатанинское отродье. Ха-ха-ха! Да, звали и так! А всего-то успокоил одного урода в человеческом обличье, которого случайно застал без штанов над маленькой девочкой. Да, я не сдержался! А кто бы сдержался на моем месте?! Тем более, я не здоровый дядя с тяжеленными кулаками и бычьей шей, а всего лишь худенький подросток. Ну и ткнул я его в пару точек из особого списка так называемой черной акупунктуры. Быстро, пока он запутавшись в спущенных штанах, пытался приподняться, я нажал ему на них и все… Ну как все? По хорошему, с этого-то все и началось! Нажатием в одном месте я ему парализовал все, что ниже спины, а нажатием в другом – разбередил ему пару-тройку нервных окончаний. Поганая штука, если кто знает, эти самые нервные узлы. Всего один тычок, даже слабенький, а выворачивать мехом наружу будет дня три, а то и четыре. Словом, когда его принял наш ярый особист и начал «потрошить», тот все и рассказал. И к вечеру на меня уже начали косо посматривать, а кое-кто и обходить стороной. А того урода, что почти сутки орал как резаный из-за непрекращающихся диких болей, на следующее утро расстреляли!

– И кто тут у нас буянит? – я уже давно перестал пытаться не выходить из образа местного, понимая, что все равно буду выделяться. – А, вот ты где.

Я шел рядом с телегой, держась за ее борт и внимательно смотрел на скулившего через зубы танкиста. «Б…ь, как же он обгорел! Как в том фильме. Как там его? Э-э… “Белый тигр”, во!». На его лице, голове, открытой части груди и руках места живого не было – одна запекшая корка плоти. Вдобавок бедолага еще открыл глаза и эти белки с сочившимися слезами с болью уставились на меня.

– …ли, браток, – из черного провала, который с большим трудом можно было назвать ртом, неожиданно для меня раздался полубормотание, полустон. – Не могу больше… – а слезы его, прозрачные-прозрачные, медленно текли по бугристой черной коже, видневшейся вдоль бинтов. – Пристрели.

«Все, амбец! От таких взглядов я скоро и сам точно дуба дам!.. Бляха-муха, его надо наркотой от пяток и до самых бровей обкалывать! Как у него еще сердце только тянет. Такого просто обезболить вряд ли получится…»

– Вижу, худо тебе, земляк, – слезы у того текли рекой. – Ничего, ничего… Поскрипи зубами, порычи, все легче станет. А я тут тебе кое-что нажму… Сейчас… Чуть голову на бок, вот…

«А вот здесь, кажется, его не сильно задело. Кожа вроде здоровая. Значит, попробуем». Слава богу, пальцы подростка обладали просто сверхъестественной чувствительностью. Я сразу же нащупал характерную впадинку чуть ниже уха танкиста, где располагалось одна из главных точек Золотого меридиана Ши-Чи. Если в этом месте нажать со всей силы, то человека можно было запросто отправить на тот свет. А вот несколько ритмичных касаний вполсилы давали совершенно иной эффект – они поднимали сильную эйфорическую волну, лихо прокатывающуюся по всему организму. «Главное, не ошибиться… Раз, еще раз, а потом еще раз… Четкий ритм. Чего там с ним? Дышит вроде. Ого-го, что это у нас такое? Улыбка, что ли…»

– Ха, братва, гляди-ка, лыбу давит! – приблатненный парнишка от удивления чуть не свалился с края телеги, где сидел словно молодой кочет на насесте. – Как это так? Вот малой дает! Нет, ты смотри! Скалится ведь танкист. Вы видите! Сестричка, ты видишь?

И я это видел. Обгоревший действительно робко улыбался, впервые за последние дни вздохнув совершенно спокойно, без дикой, отдающейся во всем теле боли. «Вроде пошла волна. Жаль только ненадолго все это, и скоро его снова скрутит. Вот, конечно, если он сам со своей башкой поработает. Как там у Норбекова или у Алиева, “сконцентрируйся на одной единственной мысли или слове”…» Я вспомнил о целой куче всяких психологических и околопсихологических приемов и упражнений, которые работали с резервами организма. Тонны этой литературы были мной перелопачены в период моего увлечения восточными учениями. Мне даже многое, очень многое, к моему несказанному удивлению, удавалось. Всякие психологические установки, якоря, мнемонические и гипнотические техники, все это в той или иной степени было мною съедено, переварено и в итоге усвоено. Вот сейчас я и хотел попробовать на этом страдальце кое-что из современного или древнего арсенала.

– Так… Попробуем, пожалуй, – пробормотал я и, остановив взгляд на девчонке с сумкой медика наперевес, с улыбкой подмигнул ей. – Народ, часы как медальончик есть у кого? Да не такие! Нет! – шедший рядом с телегой сам комиссар, давно уже приглядывавший за мной, начал было расстегивать с руки браслет своих часов. – Наручные не нужны, Ефим Моисеевич! Такие вот, на цепочке! Или, может, медальон какой есть у кого? А? На время! Нужно очень!