Руслан Агишев - Непосланный посланник [litres]

– Документы! – автомобиль наконец остановился перед аркой одних из ворот Кремля, когда требовательно тянувший ему навстречу руку сотрудник внутренней охраны вышел навстречу. – Доброй ночи, товарищ маршал Советского Союза! – крепкий мужчина в форме сержанта государственной безопасности козырнул, разглядев внутри автомобиля узнаваемое лицо Шапошникова. – Все в порядке, проезжайте.

«Занимательны все эти слухи, особенно если знать, что о существовании личных порученцев у Сталина с такими полномочиями я никогда не слышал… Хотя определенно в этом что-то есть. Иначе как тогда объяснить эти странные перестановки в его ближнем окружении?» Перебирая в голове последние необычные охлаждения в отношении Сталина к некоторым своим «фаворитам», Шапошников осторожно поднимался по крутой лестнице на второй этаж. «Взять хотя бы Хрущева… Откуда у Хозяина взялось к нему такое неприятие?» Конечно, Шапошников не обольщался на счет Никиты Хрущева при его таких особых качествах, как мстительность, самодурство, мелочность и так далее. Но вряд ли именно эти черты вдруг стали Сталину неприятны. Рядом с Вождем находились и гораздо более страшные люди. «И это странное прозвище Кукурузник? Что это такое?» Он вспомнил и еще несколько партийных и военных деятелей, внезапно, без всяких на то оснований, оказавшихся не в фаворе у Верховного. Однако показавшийся впереди знакомый поворот к кабинету мгновенно оборвал все его мысли.

– Товарищ Шапошников, – бессменный секретарь, блеснув стеклами очков, тут же встал. – Проходите. Товарищ Сталин уже спрашивал про вас.

Не без некой тревоги Шапошников открыл дверь и оказался в знакомом ему кабинете, в воздухе которого витал расползающийся по углам дым и характерный запах табака. Через мгновение он увидел того человека, от которого и распространялся этот запах.

– А, Борис Михайлович, а я вас уже заждался, – тепло проговорил Сталин, подходя с другого угла кабинета, попыхивая неизменной трубкой. – Как ваше здоровье? Ничего? Этого мало, Борис Михайлович. Вы у нас один такой, поэтому уж будьте добры поберечься, – Сталин рукой подвинул к гостю кресло. – Это вам такое партийное и советское поручение, – с усмешкой добавил он. – Вы очень нужны нашей стране.

Несмотря на такое радушие и явное благожелательное отношение к нему, маршала все же не отпускало ощущение, что Сталина что-то беспокоит и причем очень сильно беспокоит.

– Познакомьтесь, пожалуйста, с некоторыми документами и с датами их регистрации в секретариате… Хотя прежде ответьте на один вопрос: вы верите в Бога? – и Шапочников ощутил на себе пристальный взгляд черных, словно два омута, глаз. – Хорошо. Тогда, думаю, вам будет легче.

С этими крайне странными словами он подвинул в сторону Шапошникова тонкую раскрытую папку с документами.

«Что это еще такое?» Сказать, что Шапошников был удивлен, это значило ничего не сказать, чтобы описать его состояние. И он даже хотел было что-то сказать, как его взгляд упал на первый листок в папке, и его содержимое мгновенно полностью завладело его вниманием.

Осторожно касаясь небольших листков пальцами, он подвинул их к себе ближе и, чуть наклонившись вперед, стал внимательно просматривать.

«Поразительно! И это было написано почти за полторы недели до войны!» Да, листок в его руке, судя по синеватой печати на нем, поступил на стол к Сталину за десять дней до 22 июня. «Неизвестный предупреждает о войне. Даже называет ее точную дату и время. Безошибочно указывает направление главного удара… Сумасшедший?!» Он осторожно, как бесценное сокровище, отложил листок в сторону и, сняв пенсне, начал медленно его протирать.

Остальные листки он еще не смотрел, стараясь уже по первому уловить свое впечатление. «Нет, не сумасшедший. С таким бы разобрались и без меня. Берия это умеет лучше других… Тогда что? Странный документ… Листок из обычной ученической бумаги, написано карандашом. Строчки прыгают, буквы немного вразнобой, но все грамотно. Правда, немного непривычно. Да и какое-то странное равнение в письме, словно… это какой-то административный формуляр или писавший просто привык писать именно так?» Однако старый маршал не был бы самим собой – великолепным стратегом и военным до самой последней косточки, если бы не отметил другое! Незнакомец не просто предупреждал о возможных событиях! Нет! Он писал обо всем этом как о свершившемся факте: «…будет не такой кровавой», «…чтобы изменить», «…угробил почти сто тысяч солдат и сделает это снова» – все эти выражения, словно драгоценные камни невиданной красоты, бросались ему в глаза.

– Вы хотите знать мое мнение, товарищ Сталин? – продолжая держать во рту уже давно потухшую трубку, Хозяин молча кивнул. – Это не похоже на игру разведок ни гитлеровской Германии, ни других западных стран… Уже один тот факт, что все изложенное в письме подтвердилось, говорит нам о…

г. Сталинград

Редакция газеты «Сталинец»

В небольшой комнате, где располагалась редакция городской газеты «Сталинец», несмотря на настежь открытые окна, было не продохнуть. Клубы дыма, в которых запах от магазинных папирос и цигарок с самосадом соединялся в ядреную смесь, поднимались над столом и медленно уплывали к потолку. Духоты и градусов добавляли и разгоряченные голоса главного редактора и пятерых взъерошенных мужчин и женщин – членов редколлегии, эмоционально обсуждавших содержание первой полосы завтрашнего номера.

– Евгений Николаевич, вы что, совсем не понимаете политического момента?! – голоса за столом тут же смолкли – такими аргументами в их среде просто так не разбрасываются. – О каком еще театре можно говорить на первой полосе в такое время? А вы смотрели, что это за пьеса? «Горе от ума»?! Вы что, совсем сошли с ума?! Ну скажите мне, пожалуйста, сделайте милость! Не мямлите, не мямлите!

Наконец он оторвал свой взгляд от жертвы – полноватого мужчины с одутловатым лицом, директора одной из городских школ, так неосторожно предложившего напечатать очерк об одной из премьер городского театра.

– Я еще раз напоминаю: идет война! Красная Армия, не жалея своих сил и жизней, громит врага в приграничных сражениях. Наши механизированные бригады с новейшими танками и пушками не оставляют гитлеровцам ни шанса, – едва не кричал редактор, вытирая со лба пот, а его чеканные фразы были словно списаны с передовиц прошлого выпуска «Правды». – Вот что должно быть на первой полосе! Понимаете меня?

Сидевшие за столом, в том числе и провинившийся директор, дружно кивали в такт словам главного редактора. Естественно, они тоже прекрасно понимали, что статье про театр не место на передовице, но что они могли поделать? В груде исписанных бумаг с новостями и заготовками статей, лежавших на столе, не было ничего подходящего. Здесь были десятки материалов: и о трудовых подвигах сталинградских рабочих, и о тысячах добытых тонн угля донбасскими шахтерами, и о многотысячных очередях в военкоматах. О действиях же Красной Армии, что желали люди, сведений почти не было. А то, что было, оказывалось крайне скудным и часто очень неоднозначным. Чего только стоили последние сообщения Левитана, с завидной регулярностью сообщавшие сначала о тяжелых продолжительных боях, о стойкости и героизме советских бойцов и командиров, а потом о десятках оставленных городов и поселков. Словом, срочно требовался материал в номер!