Владимир Малыгин - Лётчик

— Не успел, пулемётами занимался, — брякнул, не подумав.

— Да-а? Больше некому? Впрочем, это не моё дело. А рапорт вы в штабе сейчас же и напишете.

— Ваше превосходительство, — решился я, потому как, судя по всему, настроение у генерала сейчас хорошее и грех не воспользоваться такой возможностью. — Отпустите меня на фронт. Ну не могу я в тылу сидеть, когда война идёт.

— Что?! — Остроумов даже остановился и развернулся ко мне. — Я правильно услышал? На фронт?

А я чуть было не налетел на него. Потому как отставал на полшага и не ожидал такой резкой реакции на мою просьбу.

— Вы в своём уме, господин поручик? Я-то думал, у вас голова на плечах. А оказывается, там, простите, кочан известно какого овоща. Вам здесь подвигов мало? На фронт захотелось? А здесь что? Тогда куда вы собрались и в качестве кого? Простым лётчиком? — разошёлся не на шутку генерал, обращая на нас внимание редких прохожих.

Прекрасно, уже вечером все в Ревеле будут знать о моём разносе. Ну и бог с ним.

— Можно и простым, — пожал я плечами.

— Про-остым, вон оно как. Плечами он мне тут пожимает. Что вы себя словно барышня ведёте, жеманничаете. Смирно! Вы офицер или кто? Извольте выглядеть соответствующим образом. И опустите вы в конце концов на землю эти штуки.

Ух, как разошёлся-то. А фотоагрегат с пластинами и вправду лучше опустить. А то ещё брякну в сердцах о булыжник. А они-то тут при чём?

— Для вас, поручик, фронт здесь! — Остроумов даже ногой притопнул, явно указывая мне место моего фронта. И тут же заговорил совсем другим тоном: — Сергей Викторович, голубчик, ну какой вам фронт? С вашей-то светлой головой, с вашими навыками? Мы вообще хотели рекомендовать направить вас инструктором в Гатчинскую авиашколу. Думаете, я за красивые глаза добился вашего перевода в столицу? Ошибаетесь, поручик, сильно ошибаетесь. И командир авиароты в Пскове вас хорошо характеризовал, и на заводе в Москве к вам присматривались. Даже здесь успели себя зарекомендовать с лучшей стороны. Неужели не заметили? Да и мы с адмиралом свои выводы сделали. У Николая Оттовича в отношении вас некоторые идеи появились. Да послать вас на фронт — это всё равно что… Ну, допустим, что-то вроде того, как микроскопом гвозди забивать. Вы меня понимаете?

Ничего себе заходы. Нет, такой хоккей нам не нужен. И инструктор из меня как из… Стоп, я что, уже начал всерьёз рассматривать это даже пока ещё не предложение? Ни за что! Так и ответил.

До штаба молчали. Генерал, судя по всему, не понимал моего категорического отказа, я — потому что обдумывал услышанное. А дальше штаб, кабинет и продолжение прерванного разговора. Ничего не ответил, взял время на подумать. Всё равно никто меня никуда не отпустит, это я однозначно понял. Или уподобиться кадету и самовольно удрать на передовую, что будет выглядеть даже не смешно, или попробовать остаться здесь, в крепости и приносить пользу… А там, в авиашколе, я что, не буду приносить пользу? Если начну по-новому обучать пилотов? Не знаю, нужно и впрямь хорошо подумать. И с Лебедевым как-то определиться надо. Если ничего не поймёт, буду искать ему замену.

Разговор с Михаилом продолжился вечером, в нашей общей комнате. И начался он с извинений. А потом напарник попытался объяснить свой проступок. Мол, окружающая среда виновата, друзья-товарищи такие.

— Да при чём тут среда! — вспылил я и сразу же резко заткнулся. Потому что себя вспомнил. Я же точно так же всё время под эту среду подстраиваюсь. Только Михаил под свою, унтер-офицерскую, а я под какую? Тоже под окружающую, офицерскую? Тогда чем я лучше? Почему указываю вахмистру, как ему себя вести нужно?

Сел на стул, жестом попросил Михаила замолчать и примоститься на кровать напротив, задумался крепко. Я же вроде как попаданец, в образ, в эпоху вживаюсь, в среду обитания, если проще сказать. И до сей поры местные нормы нравственности не вступали в противоречие с моими личными нормами, привнесёнными извне. Получается, эти самые нормы поведения и морали всегда одни, от времени не зависящие? Тогда что нас заставляет отступать от этих норм? Собственная распущенность? Внутреннее желание вседозволенности?

Замотал головой — сейчас я в такие дебри залезу, откуда не вылезу. Проще нужно. А нужно ли? Получается, нужно. Мне самому нужно.

И я постарался рассказать, объяснить Михаилу промелькнувшие в моей голове мысли. Он же умный парень, явно образованный, чувствуется правильное воспитание. Надеюсь, поймёт. Или действительно так окружающая среда влияет на личность?

С утра день не задался. Проснулся с больной головой, отправил Михаила на аэродром, а сам поплёлся в мастерские. Проверять, что сделали с сиденьями. Увиденное полностью устроило, особенно после того, как забрался в кабину и уселся на парашют. Сделали точно так, как я и объяснял. Примерился к новым ремням, всё отлично. До идеала, конечно, далеко, но за неимением гербовой, как говорится, и так сойдёт. Даже головная боль отступила.

Спрыгнул на землю, поблагодарил ожидающих моего заключения механиков, отвёл в сторонку инженера и рассчитался с ним полностью, как и договаривались. Дальше он уже сам разберётся.

Самолёт укатили на поле, а я направил свои стопы в штаб. Время, данное мне на принятие решения, вышло. А я так и не определился с формулировкой отказа. Ну не хочу я в тылу прозябать, не выдержу. Умом всё понимаю, но… Не смогу…

На входе в штаб и узнал о проблемах нашей армии в Восточной Пруссии. Вот оно, началось. И я с решительным видом направился к лестнице. Всё-таки буду настаивать на своей просьбе!

Никто меня никуда не отпустил. Единственное, на что пошли, так это разрешили мне временное перебазирование в Либаву. И задач столько насыпали, что замучаюсь разгребать. Это и воздушная разведка, и обнаружение подводных лодок, и обязательное сопровождение миноносцев. Это чтобы скучно не было. А на самом деле буду я предоставлен сам себе. Потому как в предписании командиру порта написано оказывать всяческое содействие и препятствий не чинить. Это мне Ичигов по секрету рассказал, вручая запечатанный пакет с этим самым предписанием.

Ох, чую, сегодня меня наши либавцы на клочки порвут. Это они ещё не знают, кто именно виноват в их переводе. Ничего, вытерплю. Не стану же я рассказывать, что с ними было бы, если бы крейсера начали обстрел форта, порта и города? Не стану, поэтому пусть рвут. А было бы или не было… Главное, все живы. И у меня на этот счёт появились кое-какие мысли, недаром же я так старался их сюда, именно в Ревель, перетянуть. Вот наберу себе чуть больше баллов в глазах командующего, авторитета подзаработаю и подкину адмиралу свою идею…

А мне нужно готовиться к вылету. Почему попросился именно туда? Так я на своём «Ньюпоре» с его увеличенными топливными баками вполне могу даже до Кёнигсберга долететь и вернуться обратно. Поэтому берём на самолёт максимально возможное количество бомб. Оставляем всё лишнее здесь, в нашей комнате — и вещи, и патроны. Единственное, это свой саквояж в банк на хранение определю.