Алексей Янов - Княжич

Изяслав Мстиславич возмущённый до глубины души продолжал свою обличительную речь, прохаживаясь крепким матным словом про собравшейся в Вече сиволапый сброд, всячески мешающей ему, великому князю править в своей отчей земле. На гневные тирады отца, мне оставалось лишь понимающе кивать головой. Меж тем, попытался вспомнить как с вечевой, а позднее боярской вольницей боролись московские цари. Ничего кроме Опричнины в голову не лезло. Впрочем, как установить в княжестве самодержавную, неограниченную вечем власть было и так понятно – необходимо иметь в достаточном количестве внутри города, а не как сейчас снаружи, верные князю войска. Но ни о чём таком говорить не стал, так как безземельных дружинников для усмирения горожан маловато, а к боярам, с их личными дружинами, доверия быть не может – они с вечевыми старейшинами одного поля ягодки. Единственный выход – создание собственных, не зависимых от Вече и местных бояр войск. Но чтобы новые войска хоть как–то оснастить необходимо, налаживать металлургическое производство. Кроме того, воинов ещё надо набрать, обучить и т.д. и т.п. – подумать страшно, сколько на это потребуется сил, средств и времени!

С утра пораньше, в очередной раз, отказавшись, к великому неудовольствию Перемоги от утренней тренировки, мы направились за покупками, прикупить, так сказать, рабов. Размышляя о превратностях судьбы, я с эскортом, ехал по мощеным деревом улицам столицы. Из смоленских дворов доносилось умиротворенное похрюкивание свиней, блеяли козы, на не застроенных участках местности паслись коровы, с овцами поедая прошлогоднюю жёлтую траву. В общем, типичная городская идиллия. Жилых домов в привычном понимании не было, всё пряталось за высокими заборами, а обширные подворья знатных горожан более походили своим грозным видом на крепости.

Болезнь покинула город, с каждым днём появлялось всё больше приезжих. Теперь улицы наполняли самые разнообразные субъекты – от разномастной детворы до степенных купцов. В среде купцов и бояр, особое внимание уделялось бороде и животу, чем они пышнее и больше, тем считался более высокороднее и богаче их носитель.

Такие же чудачества наблюдались и среди женской части населения. Но только здесь волосы наоборот прятались под платки, да и количество открытых участков тела тоже было сведено к минимуму. Но особенно неприятно меня удивили лица некоторых местных гламурных див, особенно знатных – все белые от муки, а щёки густо накрашены каким–то красным веществом. Первоначально, я от таких дам от испуга шарахался, пока не обвыкся. В своих пышных одеяниях, с разукрашенными лицами, они мне казались ожившими гигантскими куклами.

Сердцем города была Торговая площадь. Товары русского происхождения были главным образом пищевые, кожаные и незамысловатые кузнечно–ремесленные изделия. Европа была представлена сукном, немецким оружием и всякими бесполезными финтифлюшками вроде французских чулок. Главными же восточными товарами были шёлк и персидские ковры. Всё происходящее на улицах возрождало в моей памяти российские города начала 90–х гг. Торговали все и всем, начиная от репы и кончая рабами. С удивлением узнал, что нынешние законы не воспрещали отцу продать в рабство своих детей, а муж мог сбыть за звонкую монету супругу. Последнее мне особенно понравилось, жаль, что в моё время не было подобных норм права. Эх, … забросило бы сюда каких–нибудь феминисток–скандалисток … Всё как обычно – мужчины на рынках группировались в тех рядах, где торговали оружием, конями, инструментами труда, женщины в привычных для себя «продуктовых отделах», и, конечно же, их всегда можно было застать за «святодейством» – изучением «лепного» шмотского ассортимента.

Выехав на «набережную» Днепра мы направились к располагавшемуся здесь невольничьему рынку. Со всех четырёх сторон он был окружён высокими амбарами, предназначенными для проживания рабов. Купец, торгующий живым товаром, перед тем как пустить нас в амбар с невольниками, долго и витиевато, на восточный манер, расшаркивался передо мной. В тёмном и мрачном амбаре, с тусклыми, небольшими оконцами наверху, невольники сидели, лежали, стояли на соломенных тюфяках, прикованные цепями к стенам, они затравлено поглядывали на вошедших посетителей. Купец тут же три раза хлопнул в ладоши, от чего все невольники, повинуясь его команде и побрякивая цепями, дружно поднялись, приняв вертикально положение.

Прошёлся вдоль рядов, приглядываясь к этим несчастным людям, а за моей спиной, тенью следовал купец, разливаясь соловьём нахваливая свой товар. Большинство невольников оказалось литовского происхождения, проданных купцу после очередного военного похода гроднецкими дружинниками. После окончания ледостава, все рабы нераспроданные в Смоленске должны будут направиться в Булгарию и дальше на Восток. Тут мне в голову пришла мысль, что неплохо бы иметь в окружении человека владеющего литовским языком. Ведь как пить дать, с прибалтами придётся повоевать.

– А нет ли у тебя славянина, свободно владеющего литовским языком? – спросил я у продолжающего что–то упорно гундосить за моей спиной купца.

– Есть, есть княжич, как не быть! Правда, молод он, всего двенадцать лет …

– Показывай!

Купец стремительно выскочил вперёд и повёл нас к только ему ведомой цели.

– Вот! – указал он пальцем, остановившись рядом с измождённым пареньком. — Владеет и родным славянским и литовским и немецким языками.

– Откуда он их знает?

– Во время набега литовцев был ими полонён. Потом продан в услужение немцам. Затем опять оказался в руках у литовцев, когда они напали и разграбили немецких купцов. А этой зимой гродненцы его ужо полонили. Языками, кстати владеет отменно, – поспешил добавить купец, – лично проверял, даже малость читать на немецком могёт! Себе бы оставил, да бедствую, займы нужно отдать, а то не ровен час, сам на его месте окажусь! – притворно сокрушался хитрющий купец.

– Кто ты и как тебя зовут? — спросил я у малолетнего узника.

– В хресте Яковом, а по–простому Якушкой кличут, – с не по–детски серьёзным видом ответил паренёк.

– Хочешь мне служить? – спросил, чуть помолчав. Подумал я о том, что парнишка должен быть толковым, коли уж даже немецкую грамоту покусился осилить.

– Благодарствую! — Якушка, зазвенев цепями, в благодарном порыве души упал на колени.

– Суровы, небось, с тобой немцы были – влез в разговор Перемога, сделав относительно Якушки свои какие–то выводы.

– Ага, батоги страсть как любят.

– А родители, братья, сёстры у тебя есть? – Перемога окончательно взял инициативу на себя, ну что ж, флаг ему в руки, барабан на шею, как у нас принято было говорить.