Андрей Посняков - Власть шпаги

Кто-то из парней крякнул по-утиному. Со стороны часового послышался смех… резко оборвавшийся и перешедший в хрип. Предсмертный…

Снова закрякали, закричали утки. Теперь уже по-иному, словно бы селезень подзывал утицу. Утробно так, ласково, нежно… и вместе с тем — требовательно: попробуй не приди!

— Сладили, — потеребив бородку, Бутурлин махнул рукою. — Ну, парни — с Богом!

Все так же бесшумно лодки отвалили от берега и быстро поплыли вниз по течению реки.

Сидя на носу, Никита Петрович нервно смотрел вперед:

— Ну, где эта чертова шнява, где? Стой! Нет… это пинаса…

— Ух и кораблище! — прошептал за спиной Игнат. — Здоров!

Лоцман покривил губы:

— Такой по океану ходит. Гишпанцы его галеоном зовут. Злата-серебра влезает — немерено… Ага! Вот она, шнява-то! Да.

И впрямь, впереди показался покачивающийся на воде корабль — небольшое и с виду довольно изящное судно с двумя составными мачтами, стеньгами, перекладинами и непривычно длинным бушпритом. На корме судна вдруг появился какой-то голый человек, замахал руками.

— Петруша! — улыбнулся Бутурлин. — Ага… а вон и Ленька! Молодцы, парни… Так! Давайте к кораблю.

— А парусов-то, батюшко, нету, — Игнатко озабоченно заморгал. — Как поплывем-то?

— Как — не твоя забота, — негромко хохотнул Никита Петрович. — А вообще, запомни — моряки ходят, а не плавают. Плавает в проруби… сам знаешь, что.

Дальше все делалось споро и быстро, без суеты, как и разъяснял Бутурлин еще там, в Спасском. Каждый четко знал свою задачу — кто-то сидел на веслах, кто-то внимательно следил за берегом, а кто-то, едва лодки оказались у кормы корабля, тотчас же полез на борт по спущенной веревке, проворно и ловко. Гладко все сошло, а если бы нет — так тогда б совсем по-другому действовали. На случай алярма — тревоги — и пищали, и пистолеты имелись, это не говоря уже о сабельках да палашах. Никита Петрович, к слову сказать, из холодного оружия предпочитал все же шпагу или саблю, но уж никак не палаш — груб, тяжел больно. Рукоять у палаша прихотливо изогнутая, сабельная, а клинок — длинный, прямой, убойный. Особо пофехтовать им не получится — какая, к чертям собачьим, дестреза! — а вот в бою, против кирасир вещи лучше нету.

Поплевав на руки, взобрался на шняву и лоцман, быстро осмотрев судно с придирчивостью самого прижимистого покупателя, какого-нибудь купца-живоглота.

— Такелаж есть — хорошо, — устраиваясь на корме, на месте шкипера, довольно бормотал Бутурлин. — Пушек маловато… ну, ясно, еще не поставили. Какие успели — завезли.

— Двенадцатифунтовки, мой капитан. Шесть штук, — одеваясь, хмыкнул Петруша Волк. — Для мелких торгашей хватит и этого. А потом — добудем.

— Добро, — поворочав тяжелое штурвальное колесо, Никита невольно растянул губы в улыбке. — И тут — полный порядок! Чую — тросы натянуты, руль ходит. Эх, славное судно! Мачты какие… обводы, борта!

— Каюты тесноваты… — шмыгнул носом Петруша. — Да и кубрик.

— Ничего! Чай, нам не в океаны ходить… Конец на шлюпку сбросили?

— Вроде нет еще…

— Так какого ж рожна ждем?!

С носа шнявы полетел в лодку крепкий пеньковый трос. Там поймали, привязали за корму — принайтовали. Тотчас же по знаку шкипера — Бутурлина — отдали концы, — отвязав судно от причала. Корабль дернулся, поплыл по течению — сначала медленно, а потом — все быстрее и быстрее: гребцы в лодках работали веслами от души!

— Хорошо, судно небольшое, — перекладывая штурвал, Никита Петрович хмыкнул и перекрестился на проплывавшую мимо на дальнем бережку колокольню Спасского собора.

— Да, пинасу бы мы уж никак не поволокли бы! Или какой-нибудь пузатый хольк.

Услыхав знакомый голос у себя за спиной, лоцман резко обернулся:

— Игнат? Ты как здесь?

В светлых глазах отрока отразились корабельные мачты:

— Я, господине, завсегда с вами!

— Ишь ты… Впрочем, пес с тобой. Все одно за веслами от тебя толку мало, — хохотнув, разрешил Бутурлин. — Стой уж. Да! Прошмыгни-ка по трюмам, по палубе — может, где паруса увидишь?

— Слушаюсь, господин!

— Тихо ты! Хотя… уже, верно, можно и громко.

Обокраденная верфь осталась верстах в двух позади, по правому берегу показались мощные бастионы Ниеншанца. На угловой Карловой башне развевался на поднявшемся ветерке желто-голубой шведский флаг. Над воротами висел королевский штандарт — синий, с тремя золотыми коронами — «тре кронер». С башен, бастионов и стен грозно торчали пушки!

— Это вам не двенадцатифунтовая мелочь, — угрюмо заценил Петруша Волк. — Фунтов по сорок восемь, а то и больше. Наверняка и бомбарды, и мортиры есть. Ежели что не так — пальнут! От нас одни клочья останутся.

— Опасаешься? — Бутурлин скосил глаза.

— Тревожусь, — признался пират. — Крепостных пушек не боится только круглый дурак. Но мы же не дураки?

— Нет. И я надеюсь, пройдем спокойно.

Хотя, казалось, и быстро плыли, точнее говоря — шли, а все же крепость все так же маячила по правому борту. Так и щерилась пушками — того и гляди, пальнут, устроят тут всем канонаду и полный швах! Медленно, медленно тянулись стены… Ах, скорей бы они уж пропали, скрылись вдали… Господи, скорей бы. Скорей…

Нервное напряжение, охватившее новоявленных капитана и боцмана — за коего покуда был назначен Петруша Волк, чуток развеял подскочивший с докладом Игнат.

— Нет парусов, господине! Нигде нет.

— Эй, юнга! — вдруг прищурился лиходей. — И кто тебя только учил так делать доклад? Сперва надо сказать — осмелюсь доложить, господин капитан! Понял?

— Ага… Осмелюсь доложить, господин капитан. Парусов нету! В кормовой каюте один только стяг. Синий, с крестом золотистым…

— Свейское знамя… Как вон, на башне.

Покосившись на крепость, Игнатко невольно поежился:

— Осмелюсь спросить, господин капитан. А они по нам не пальнут?

— Могут, — переложив штурвал на несколько румбов, капитан Бутурлин подстроился под ход буксиров. — Но вряд ли. Какие, говоришь, суда с утра уходят?

Отрок еще с утра был вновь отправлен на разведку в Ниен, откуда вернулся с подробным докладом. Вот и сейчас повторил — не забыл, на память не жаловался:

— Три судна… Ой! Осмелюсь доложить, господин капитан! Нынче утром от пристани должны уйти четыре судна. Одномачтовый баркас «Кредо» из Выборга, двухмачтовик «Гельсингфорс», еще «Гордость Готланда» и «Пикадор» из Риги. Вот-вот выйдут… Ну, как солнце…

— А вот и солнце! — глянув в небо, прищурился капитан. — Все как по маслу.

— А вот и солнце! — точно такими же словами приветствовал утреннее светило сэр Томас Кинемонд, шотландец, волею его величества короля Карла Густава первый помощник коменданта крепости Ниеншанц.

Коренастый, с вытянутым мосластым лицом и лихо закрученными усами, секунд-майор был одет в щегольской синий, с желтыми отворотами, камзол, украшенный сияющими золотыми пуговицами. Роскошная перевязь, расшитая жемчугом, пересекала широкую грудь, на перевязи висела тяжелая боевая шпага. Всякий раз сэр Томас не уставал подчеркнуть, что он именно боевой офицер, рубака и верный слуга королю, а не какой-нибудь там придворные щеголь с тонкой шпажонкою и гонором, что хватило бы на целую дюжину королей!