Сергей Красов - Вторая попытка

Сам Царапанный к таким «посадкам» относился философски, воспринимал как должное, старался поменьше подставляться, но натура брала своё.

Общительный и неунывающий характер Царапанного, авторитет карманника и обширные связи позволяли ему легко отбывать срок в любой зоне. Тем более, что срока были небольшие. Когда он прибыл в ИТК-22 со своей последней «ходкой» — один год за нарушение правил надзора — ему до конца срока оставалось меньше трёх месяцев. Числился в группе освобождения с момента прибытия, на рабочий объект не выводился, ему уже было разрешено носить короткую причёску.

Молодые оперативники Рагозин и Ястребов иногда просто для развлечения вызывали Царапанного в кабинет оперчасти. И тот, увлёкшись, рассказывал о своих похождениях на свободе, абсолютно не комплексуя и не боясь, раскрывал тонкости профессии карманника. В качестве примера с тонким юмором так описывал некоторые эпизоды, что опера от смеха разве что по полу не катались.

Находясь на свободе, Царапанный ни один день не работал. Чтобы не цеплялись органы, он устраивался, как правило, дворником, в чьи обязанности входило подметать по утрам определённый участок улицы. Затем находил двух пенсионерок и договаривался, чтобы каждая из них подметала половину его участка. При этом каждой честно платил полную свою зарплату. Например, если у него, как у дворника зарплата была сто рублей, то он каждой пенсионерке платил по сотне. В общем все были довольны

— Ну так вот, — продолжил Вадим, — жена этого прапорщика дружила с женой Царапанного. Вот от него я и узнал, что известный в Свердловске карманник повесился. Потратил какие-то общаковые деньги, а вовремя вернуть не смог. Напился и повесился. Жена его — Рая — говорила, что его бы простили, его хорошо знали, он бы вернул эти деньги, так что это он зря…

— Точно, его жену Раей зовут, — Шпана даже подпрыгнул от волнения, — я её хорошо знаю. Он её одевает как куклу, золото на каждом пальце. Бли-и-ин! Неужели Толян Царапанный из-за каких-то паршивых денег может вздёрнуться?

— А что, запросто! — Карташ приподнялся, упёршись локтями. — Он, когда выпьет, какой-то обидчивый становится. Помнишь, как мы тут перед его освобождением бухали.

— Ну да. Надо будет с ним побазарить. Он меня через неделю встречать будет. Обещал кабак организовать.

— Бурдаков, — на выход! — В распахнутой двери камеры стоял молодой капитан, на левом рукаве бушлата у него краснела повязка с надписью ДПНК. — П-п-пошевеливайся, хозяин ждёт!

— Ого! Сам кум Заика за тобой пожаловал, — негромко произнёс Шпана, — видимо здорово ты Рагозина зацепил.

Вадим и сам уже узнал капитана. Кум Заика, он же Захарчук, первое время работал вместе с Рагозиным в оперчасти. Но потом, когда на освободившееся место начальника оперчасти назначили не его, а молодого лейтенанта Ястребова, только что закончившего Вильнюсскую школу МВД, Захарчук обиделся и перешёл работать дежурным помощником начальника колонии. При этом он до своего ухода на пенсию в разговорах постоянно подчёркивал, что он раньше работал опером — «кумом», и что Рагозин, к тому времени ставший начальником оперотдела, учился у него азам оперативной работы. Хотя сам Рагозин так не считал,

Будучи секретарём первичной парторганизации, Захарчук много крови попортил Рагозину, — злостному нарушителю трудовой дисциплины. Сам Захарчук спиртное употреблял мало, но старался участвовать во всех «мероприятиях» с употреблением спиртного, прислушиваясь и запоминая пьяные разговоры. За что его и недолюбливали большинство сотрудников. Когда началась горбачёвская борьба с пьянством, Захарчук, демонстрируя усердие в поддержке линии партии и партийную принципиальность, почти в открытую «закладывал» начальству сотрудников, появлявшихся на работе с запахом спиртного.

— Кажись, Мигалов сегодня опять д-датый, — доносил он на ухо начальнику колонии, и тот, морщась в душе и матерясь про себя, вынужден был принимать меры. «Датый» — это стало второй кличкой Захарчука.

Однажды Рагозин после очередного залёта с пьянкой был наказан через суд чести, — понижением в должности с начальника оперчасти до рядового опера с возложением обязанностей и.о. нач. оперчасти. И уже, когда казалось, что все нервы вытрепаны, всё начало забываться и входить в привычную колею, из отпуска вышел Захарчук. Узнав, что по партийной линии Рагозин не наказан, Датый развил бурную деятельность. В результате на внеочередном партсобрании Рагозин получил выговор с занесением, который потом утверждали на партбюро отделения, а затем — в райкоме. И каждый раз в деталях обсуждался один и тот же проступок. Рагозин прекрасно осознавал свою вину, но тем не менее, каждый раз выслушивать грязь про себя было крайне неприятно. А через год этот выговор надо было снимать, и опять во всех этих инстанциях вспоминали и перемывали кости за всё тот же случай.

Тогда ещё будучи молодым и здоровым, Рагозин недопонимал, что при мотании нервов на этих собраниях изнашивается сердце и другие части организма. Всё это аукнулось уже после того, как возраст перевалил за сорок, о чём он и размышлял в больнице, готовясь к операции.

Уже будучи на пенсии, общаясь по Интернету с пуксинской диаспорой, Вадим узнал, что Захарчук умер от инфаркта, не дотянув до шестидесяти лет. И сердце ему посадил собственный сын Лёшка, получивший контузию в Чечне во время срочной службы в армии. По рассказам бывших земляков, сынок пил беспробудно, дрался с отцом, что, видимо, и привело к инфаркту.

Сейчас, поглядывая на молодого ещё и самоуверенного Захарчука, и точно зная, как тот проживёт отведённые ему судьбой оставшиеся годы, Вадим не испытывал к нему какой-либо неприязни. Скорее какое-то грустное сочувствие. Свой сынок такой же балбес вырос. Они с Лёшкой ровесники, одноклассники. Кстати, сколько же им сейчас? 82 минус 78, — четыре годика всего! Обалдеть! Может стоит попытаться как-то вмешаться в процесс воспитания? Вадим даже усмехнулся своим мыслям, направляясь к двери из камеры.

— Что лыбишься? Б-бушлат накинь, не май м-месяц! — Проявил заботу Захарчук. — И шевели поршнями, не заставляй хозяина и кума тебя ждать!

«Вот козёл! — Ругнулся Вадим про себя. — Про кума мог бы и не говорить.» Хорошо хоть здесь все в курсе. А вообще любой вызов зека в оперчасть «к куму» настораживал обычно всё его окружение. На особом режиме все прекрасно понимают, чем занимается оперативная часть в колонии. И чтобы не быть заподозренным в стукачестве, у вызванного должна быть веская причина. Уж кто-кто, а бывший опер Захарчук прекрасно это знал. И проговорившись о присутствии опера в кабинете у начальника колонии, он умышленно пытался обострить отношения между осуждёнными в камере или подставить возможного агента.