Сергей Красов - Вторая попытка

— Согласен. Но это будет не скоро, он уже на пенсии будет, — Вадим, улыбнувшись, развёл руками, — главное, не забыть напомнить. Ты бы записывал это всё, может и спасёшь кого…

— Да я запомню,… хотя, действительно… — Рагозин вынул из кармана блокнот, — кто там ещё?

— Не знаю, здесь они уже или потом появятся и пока вам не знакомы, но. — записывай: Паша Колесниченко — умрёт лет в сорок от инфаркта прямо в кресле начальника колонии на Чарах, куда его переведут после скандала здесь. Потом Гавриков — производственник отделения от эпилепсии (приступ из-за пьянки), мне в это время будет лет сорок-сорок два, сам высчитаешь в каком году. Потом, кто ещё?… А!… Вот что можно предотвратить!

Отец Вити Белкина! После объединения двух колоний в одну промзону сделают круглосуточным объектом. Ночью ответственным механиком будет дежурить Белкин старший — Владимир. Один из зеков с ним поругается, заточкой нанесёт ему несколько ударов в грудь и живот, потом тело затащит в какую-то развалюху-сарай, угонит автозак, в общем, — побег с угоном и убийством. Задержат его где-то в районе Старо-Зыково, бензин кончится.

Кстати, эту ночную бригаду сформировали и вывели на работу без моей подписи, хотя я, ну то есть ты, в то время был начальником оперчасти. В моё отсутствие список, не задумываясь, подмахнул опер отделения Чугунов. У зека, совершившего побег последняя статья была 108 УК — за тяжкие телесные и оставалось от срока несколько месяцев, поэтому и пропустили. А когда беда случилась, глянули в его личное дело, а там — в прошлом два побега. Я бы сразу не пропустил.

— Володю Белкина я хорошо знаю, — Боголепов глубоко затянулся, выпустил в потолок клубы дыма и добавил, — скандальный мужик.

— Кстати его вдова довольно удачно вышла замуж за бывшего поселенца, но теперь, я думаю, до этого не дойдёт.

— Да уж, постараемся не допустить, — молодой лихорадочно записывал в блокнот, — я представляю сколько голов снимут за такой побег!

Наступившую тягостную тишину прервал стук в дверь.

— Разрешите, — одновременно со стуком в дверь просунулась голова дневального, — гражданин начальник, тут бригадиры собрались. Совещание будет?

— Конечно! — Боголепов с сожалением развёл руками, как бы оправдываясь перед собеседниками. — Сейчас, Морда, как только эти двое выйдут, запустишь бригадиров.

Как только дверь закрылась, Боголепов, понизив голос, добавил Рагозину:

— Ты отложи все дела, записывай как можно больше, подготовьте вдвоём спецсообщение. Может Бурого убрать из камеры? Я думаю, может его пока определить в санчасть в отдельную палату?

Рагозин вопросительно посмотрел на Бурого. Тот равнодушно пожал плечами:

— Мне без разницы, хотя в санчасти конечно спокойней.

— Ну и всё. Сейчас решим, — Боголепов снял трубку телефона. — Дежурный, срочно доктора ко мне в кабинет!

Столпившиеся в коридоре бригадиры встретили Бурого удивлённо-восторженным гулом.

— Наверное и вправду ты вместо Шпаны бугром будешь во второй, — здороваясь с Бурым за руку, сказал стоявший с краю мужик в полосатой телогрейке. «Цыка» — машинально прочитал фамилию на бирке Вадим. « Бригадир первой бригады» — вспомнил он.

— А чё, ништяковый бугор из Бурого получится, — поддержал Цыку кто-то из-за его спины.

— Да не, не для меня это, я не карьерист, для меня это слишком почётно, — бормотал Вадим глухим басом, протискиваясь к выходу, одновременно отвечая на рукопожатия и похлопывания по плечу. Последним у самой двери стоял невысокий осуждённый с едва намеченными усами. Вадим машинально протянул ему руку. Тот ошалело отпрыгнул:

— Ты чё, Бурый! Я ещё пожить хочу!

Сзади раздался громкий хохот бригадиров.

— Чуть с Чапаем не поздоровался! Во Бурый перегрелся у хозяина!

Вадим узнал бригадира «петушиной» бригады по кличке Чапай. Здороваться с петухом за руку также как и пить с ним из одной кружки мог только такой же петух. Если бы Чапай пожал протянутую ему по ошибке руку, его точно убили бы. Причём сделать это пришлось бы именно Бурому.

— Тьфу бл….! — матюкнулся Вадим, растерянно озираясь по сторонам, — В натуре перегреешься тут от таких базаров, закончил он под всеобщий хохот.

Бригадиры постепенно втягивались в кабинет начальника. Последним зашёл запыхавшийся от быстрой ходьбы Шпана.

— Поздно выпустили из барака, суки, — ругнулся он в адрес контролёров, — я уже почти вольный. Ну как ты тут?

— Хотят в санчасть положить, — ответил Вадим.

— Жалко конечно, но правильно. Я там соберу что нужно из твоих вещей, или ты сам зайдёшь?

— Вряд ли, — Вадим кивнул в сторону вошедшего в штаб начальника медчасти Дорошина, которого он именно таким и помнил — лохматого с пышными русыми усами, — это за мной.

— Врач подошёл, — доложил Морда начальнику колонии.

Боголепов вышел из своего кабинета и кивнул Дорошину на кабинет оперчасти, в дверях которого стоял Рагозин.

— Зайдём сюда, а ты здесь постой, — это уже Бурому.

Через пару минут Дорошин вышел из кабинета и озадаченно взглянув на Бурого. молча прошёл к выходу из штаба.

— Зайди к Рагозину, — вышедший следом Боголепов прошёл мимо Вадиме в свой кабинет.

— Знаешь, что я подумал? — войдя в кабинет и присаживаясь за стол, Вадим вопросительно посмотрел на Рагозина, который снял бушлат и открыв блокнот, приготовился записывать, — хрен с ним, с государством, это подождёт. Тем более, что там что-то изменить вряд ли получится. Если время останется, всё, что вспомню, выложу. Главное, — это твоя, то есть моя личная жизнь, которую есть возможность исправить. Будем считать прожитую мною жизнь черновиком, в котором нужно исправить ошибки, раз подвернулась такая возможность. Сколько на это отпущено времени, никто не знает, поэтому нужно поторопиться. Я тебе сейчас продиктую самые главные свои косяки, которые ты должен обойти, а потом, если время останется, — займёмся спецсообщением и более мелкими неприятностями.

— А что, много было крупных?

— Как минимум четыре раза я мог просто погибнуть, — Вадим на какое то время задумался, — плюс ещё несколько моментов, за которые мне не только стыдно до сих пор, но они же повлияли и на здоровье и на карьеру…, в общем — записывай.

— Во-первых, — Вадим усмехнулся, — а также во-вторых, третьих и десятых, — вообще во всех твоих, хотя…, — он поправился, — моих, во всех моих жизненных неприятностях так или иначе виновата водка, а также вино, пиво и всё остальное, что с градусами и что пьют. Я говорю о моих неприятностях, так как надеюсь, что у тебя их не будет. А значит и у меня, там — в будущем, не будет такого отвратительного состояния здоровья, что приведёт в больницу к операции и т. д.