Александр Забусов - Феникс

— Это как?

Какой-то шорох за стеной и… продолжение разговора. Было что послушать.

— Это вы сотрудничаете с немецкой разведкой, присягу на верность фашистской Германии приняли. Это вы выслеживаете партизан, уничтожаете их. Ха-ха! Как, впрочем, и любых случайных свидетелей. А Кузьмичева Петра Ивановича в ваших рядах нет, а есть… смотри, вот у меня и ксива имеется… Бойченко Евгений Борисович, бывший боец Красной Армии, мразь и подонок.

— Кузьма… Ну т-ты… Кузьма!

— Тихо!.. А ты думал, я красноперым свою выю подставлять буду? Азырр! Не на того напал. А немчура повелась, считают, за яйца меня держат. Только ты если пикнешь кому, зарежу.

— Кузьма, зуб даю, молчать буду.

— Знаю, потому и сказал. Советую подумать о будущем и тебе…

Интересный разговор у связников. Нечего сказать — партизаны про жизнь балакают.

— Тихо!.. — Говоривший замолчал, зашевелился на своем месте за стеной. По звуку к открытому окну подошел. Какое-то время постоял у него, наверное, вглядывался наружу, прислушивался. Тертый калач, жизнью битый! — Показалось.

— Вечер уже. Наверняка сегодня уже никто не придет. По ночному лесу блукать не каждый сподобится. Пойду, доложусь Кляйну.

— Иди. Завтра чтоб самогону и сала притащил.

— Кляйн узнает, за это по головке не погладит, считает, что связник партизанского отряда должен быть трезвым и идейным, как те, вместо кого мы здесь лямку тянем, царствие им небесное.

— Вертел я разноглазого на причинном месте. Пуля, она дура. Когда какую-нибудь деревню жечь будем, глядишь, прилетит откуда ни попадя — и каюк твоему Кляйну.

— Ты ж знаешь, в отряде москвичи сейчас квартируют и разноглазый до прихода связника светиться не хочет. Сухой закон.

— Я жду, кореш…

Каретников смело мог дать руку на отсечение, что вор каким-то звериным чутьем почувствовал его, приготовился к встрече и только ждал лишь шага с его стороны. Причем пришло ощущение, что разговаривать с ним или принимать его как человека, прибывшего на встречу, Кузьма даже не рассматривал. На энергетическом плане смертью от него смердело! Один на один остались. Обычный армеец на месте Каретникова уже бы наверняка действовал, считая, что именно бездействие смерти подобно, еще секунда-другая и… Но несмотря на то, что Конь отдалялся, Михаил выждал, заняв выгодную позицию для удара. Урка опытный, по своей сути он, как и Каретников, одинокий волчара, способный нестандартно мыслить и поступать. Поэтому…

Сириец сразу при первом их знакомстве объяснил о взаимном притяжении родственных душ с особенностью существования «по разные стороны баррикад»: «…Такой тебя издаля признает, и то, что ты непримиримый враг, сразу поймет. Ты сам, если не подстрахуешься, подкинешь ему козырь в раздачу. Своим громким мышлением двуногого животного».

Михаилу это было непонятно.

«Э-хе-хе! Нормальный человек, сев в засаду и выжидая случая, начинает думать, что может быть, что может случиться и как произойдет, если… А такие раздумья дело вредное для здоровья и неблагодарное для нервной системы. Как произойдет, так и произойдет, нечего об этом думать. Засел в засаду, растворись в окружающей обстановке. Вокруг тебя только две составляющие плавают — пустота и отрешенность. Третья составляющая на мягкой лапе бодрствует как бы со стороны — ощущение действий притаившегося врага. Твой „внутренний зверь“ должен нащупать его „зверя“. Если не сможешь этому научиться — погибнешь, и мне грош цена как наставнику».

Не было боя в общем понимании обывателя. Все случилось мгновенно — произвели по удару с каждой стороны. Случилось что-то сродни поединку двух ниндзя, представляющих разные кланы.

Дверь сторожки открылась, но никто не вышел. «Зверь» Кузьмы что-то почувствовал, но не мог понять, откуда веет угрозой. Кузьма не выдержал, шагнул наружу, чтоб глаза в глаза встретиться с незнакомцем. Рука с зажатым ножом пошла на удар, напоровшись на блок-отмашку. В груди будто гранату взорвали, разметав сердце. В глазах померкло, но мозг еще успел подумать, что это конец. Вот так!

Что касательно ниндзя, то для русского человека, вроде того же Каретникова, все смутно и зыбко. Единственный зафиксированный случай соприкосновения с ними был в русско-японскую войну и по сей день хранится в архивах Новочеркасского музея. Михаил хмыкнул, вспомнив текст рапорта: «Третьего дня сотня стояла во второй линии охранения, отчего было дозволено готовить пищу и разводить костры. В девятом часу пополудни на огни костров вышел странный японец. Весь в черном, дергался и шипел. Есаулом Петровым оный японец был ударен в ухо, отчего вскорости помер». Поэтому за победу Михаил должен благодарить наставника, за то, что хорошо учил, а не непонятно кого из забугорных сказок, раскрученных Голливудом.

Коня он все же догнал. С этим было проще. Перед тем как отправил его на встречу с чертями в аду, поспрошал. Выяснилось, что в лагере точно находится прибывшая из Москвы группа, в оборот ее пока не взяли, окучивают байками, ждут прибытия связника из Бобренева. Система охраны лагеря слабая, сами «партизаны» периодически расслабляются самогоном, командует ими якобы гражданский по фамилии Мечников, на самом деле унтерштурмфюрер СД Кляйн, ранее находившийся в команде Бишлера. Численность отряда — сорок человек, из которых десять натуральные немцы. Кстати, «дикий» отряд — это тоже они. Вот такой расклад получается.

Круто вечерело, а весенняя пора подбросила еще и мелкий мерзопакостный дождик. Немецкий прорезиненный плащ с капюшоном, одолженный им у Коня, помог легче воспринимать каприз погоды. О том, что охрана партизанской базы поставлена на широкую ногу, понял не сразу, значит, соврал-таки урка. До «этих» база принадлежала бойцам из ведомства военной разведки. Зная все болевые точки войны в тылу противника, они и лагерь свой развернули по своим понятиям. Только это их все равно не спасло. Уж как там было, но фрицы переиграли армейцев, теперь вот обустроились на их месте, жируют сволочи, перед всем миром под партизан косят. Интересно, что бы с ним сделали, если бы он как лох на связь к их командиру в самое осиное гнездо пришел? Хотя ясно, что. Не пирогами, а тумаками по самое не хочу накормили бы.

Скорее всего, сумерки сыграли над ним злую шутку. Это время самое похабное, глаз замыливается, слух распыляется, а интуиция на уровне подсознания притупляется. Уж лучше бы ночью пробирался!

Наверное, последний луч заходящего солнца на излете смог пробиться через лесной покров, коснуться стекла оптики и сбликовать.

Снайпер!

Каретников еще и подумать не успел, как тело помимо его воли сделало все необходимое. Порскнул с едва заметной тропы, растворился в кустах. Однако прозвучавший неподалеку голос заставил про себя чертыхнуться.