Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

В самый последний миг с человека снова ветром сорвало башлык.

Но он не успел… накинуть его обратно.

Потому что исчез!

Вслед за Ольгой.

«Жизнь есть величайшая милость, смерть – величайшая немилость», – так она говорила? Когда была счастлива. И жива…

Их нашли на следующий день.

Тогда, сразу – я не смог. Хотя и таксист со мной лазил среди скользких блоков, и медики с милиционерами. Даже морпехи подключились с того берега – бесполезно. Пока не затих шторм.

Как я и говорил, шансов выжить не было у обоих.

Никаких.

Конкретно что послужило причиной смерти, никто, разумеется, нам в подробностях рассказывать не стал, но что-то мне подсказывает – не захлебнулись они. В смысле – не утонули. Не успели. Им с лихвой хватило бы и первого удара о бетонные звездообразные тетраэдры, что подпирали стенку внизу. Скорей всего, несчастные даже и не мучились особо, что лично у меня вызывает легкое шизофреническое ощущение. Двойственное – вроде бы и хорошо, но… не для всех.

Пятьдесят на пятьдесят.

«Здесь и сейчас день наших вечных мук»!

Ольга.

Жалко до боли, до слез, до мук беспомощности и отчаяния.

Запутавшаяся дурочка, мечтавшая по жизни вечно танцевать в солнечных лучах радости и счастья. «Ты все пела? Это дело! Так пойди же…»

Уже не пойдет!

Даже туда, где манит солнце. Скарабей-Солнце на загорелой коже поясницы…

Конечно, ей по жизни катастрофически не хватало ярких солнечных красок и жизнерадостного света, особенно в условиях нашей угрюмой действительности. В наших коммунально-идеологических реалиях недоразвитого социализма.

Или развито́го недосоциализма.

Да разве в терминологии дело? Некоторые люди ведь и до сих пор продолжают жить, как Ольга, – словно призрачные воздушные эльфы: легкомысленно и азартно. На взлете. На нервной вспышке взрывных эмоций и сиюминутных желаний. Хотя… эльфы, кажется, считаются долгожителями. Правда, Толкиен?

Вы, кстати, сейчас где-то там рядом. Около Солнца…

Потому что Ольга, в отличие от эльфов, бабочка-однодневка.

«Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс!» – так? Я правильно запомнил? Только ведь суть-то не в этом. Вовсе не для Страны Советов была создана эта яркая личность, как оказалось, – с каким бы почтительным пиететом я ни относился к социалистическому строю. Потому что… с наслаждениями у нас дефицит. Не завезли, понимаешь. Да и Ольга… она ведь из будущего!

Как и я.

Только я из реального, а она из воображаемого. Того, которое она сама себе и напридумывала в своей буйной красивой головушке. А потом еще и потерялась из-за своих же придумок среди собственных фантазий в условиях грубого материального мира. Так вышло, что чересчур грубого… для нее. «Заграница» – это ведь одна из ее фантазий. Последняя и несбыточная.

Фатальная.

Говорю же – она просто заблудилась. В лабиринте мироздания! И попала там – в сырых подвальных этажах, мрачных и зловещих – в капкан выродка, которого мне сейчас совершенно не жалко. В отличие от нее.

Какого, вы спросите, выродка? Сам-то знаешь?

О! Конечно, знаю. И это оказалось очень просто.

Выродка действительно звали… Тумбочкой!

Лучше и не прилепишь.

Будь я хоть толику сообразительней, хоть на йоту ближе по мозговой деятельности к великим сыщикам современности, коих воспевали не менее мудрые авторы, – смог бы догадаться и раньше. Потому что «тумбочка» на языке небезызвестного Сергея Ивановича, которого Бог ли, дьявол ли – без разницы – оба одарили голосом мультяшного волка, на блатном по фене звучит как… «филька».

«ФИЛЬКА»!

Тумбочка – это «филька»! А Филька – это Тумбочка.

И самое чудовищное, что я об этом прекрасно знал и раньше.

В стройбате служил, знаете ли. Долго и добросовестно. И необходимые для моей служебной деятельности сленги с лексиконами изучал глубоко и вдумчиво. В том числе и уголовно-романтический диалект, который иначе и не назовешь в устах восхищенных половозрелых балбесов восемнадцати – двадцати лет.

«ФИЛЬКА»!

А как мы в технаре звали препода по «технологии металлов»?

Правильно, Филькой!

Потому что… ФИЛЬЧЕНКО он. Борис Афанасьевич.

Во всей своей красе.

И в те оставшиеся полсекунды визуального контакта, когда слетел капюшон с головы поверженного мною Голиафа, я увидел не бомжеватого Доценко, в быту – дона Дьябло. И не запуганного по жизни комсорга Витю Надрезова.

Я увидел… ФИЛЬКУ.

Бориса Афанасьевича ФИЛЬЧЕНКО, собственной персоной.

Нашего качка-преподавателя с замашками динозавра-велоцираптора. Только уже без привычных его резких движух. Наоборот – в плавно летящем виде на фоне бушующего моря: с разбросанными в разные стороны беспомощными руками и со смертельным ужасом в широко распахнутых глазах. Без вертикальных зрачков, разумеется.

Вряд ли я когда-нибудь забуду эту картину.

А как падала Ольга, я даже и не видел.

Она просто исчезла. Была, и нет ее. Только что жила, надеялась на счастье и к чему-то там стремилась, и уже через секунду – раз, и… мертва. Без картинных падений и вытаращенных глаз. Поэтому в памяти моей она и останется в образе сумасшедшей нудистки, бегущей вприпрыжку по бетонной полосе Южного мола и без причины смеющейся по одному ей известному поводу.

По-моему, неплохая картинка.

Если в этой ситуации хоть что-то можно отыскать «неплохое».

Короче, именно Фильченко замутил эту секту сатанистов в нашем городе. Безжалостно шантажируя трусливого Надрезова. Ясно дело – не самолично. Но все зарубежные «концы» с падением Фильки с парапета вместе с ним ушли «под воду». Каламбур. Поэтому ничего никому я даже сообщать не стал.

Смысл?

Чертова тусовка перестала существовать, а мне того и надо было.

Не больше.

А ведь я все время грешил на Дьябло!

А что Дьябло? Он оказался тем, кем и… казался. Полубомжеватым полусумасшедшим алкоголиком, владельцем изношенного прогулочного катера и бой-френдом пожилой проститутки. Его «тайное общество сатанистов» никакой тайны на самом деле не представляло – просто группа подростков, которые за гроши продавали Иванычу рыбу, предназначенную для перепродажи в ИнБЮМ – для прокорма обитателей городского Аквариума от Научно-исследовательского института биологии южных морей. Там просто банально экономили денежку, предпочитая не переплачивать за морепродукты на Центральном рынке. Тем более что Дьябло не брезговал и «краснокнижными» экземплярами из морских глубин. К примеру, детенышами дельфинов. А это морским ботанам из института нравилось особо. Глядишь, и открыть чего-нибудь можно по научной части. За редкие экземпляры и платили чуть больше – хватало Иванычу на шкалик. И ему, и подруге…