Виктор Сиголаев - Фатальное колесо

Я помню это колесико…

Еще бы мне его не помнить! Я тогда единственный раз в своей жизни попал под машину. Ну, как попал. Желтый москвич-грузовичок, отчаянно скрипя тормозами, пошел юзом и на излете боком пихнул перепуганного клопа-первоклашку.

Помню, я тогда даже сознание на секунду потерял. От страха, наверное. Поэтому в память навсегда врезалось вот это самое колесо перед глазами. Серое от пыли и с потеками битума на резине, оставшегося после езды по раскаленному асфальту.

Тогда, очень давно, услышав щелчок открываемой двери со стороны водителя, я, искренне считая себя чуть ли не международным преступником, просто вскочил и задал стрекача. Причем, в сторону, противоположную от своего собственного дома. «Путал следы». Потом часа четыре сидел в кустах за школой, изобретая для матери причину разорванной штанины на коленке…

И вот снова перед глазами все то же колесо! Как и сорок лет назад.

Я тупо разглядывал стертые протекторы. Почему колесо такое огромное? Такое ощущение, что москвич размером с автобус. Или это я такой маленький?

Прямо над ухом знакомо щелкнула открывающаяся дверь автомобиля.

— Господи! Мальчик! Где болит? — водителем оказалась женщина лет тридцати в темно-зеленой спецовке.

Кто это тут интересно «мальчик»? Я с трудом оторвался от изучения покрышки, переменил позу с лежачей на сидячую и посмотрел вверх.

Ого-го! Женщина-великан.

Симпатичная. Довольно таки, молодая. Просто юная, для моих сорока девяти честно прожитых лет. Короткие светлые волосы растрепаны. Глаза — на пол-лица. Серые. Перепуганные.

Женщина присела передо мной. Меня начали теребить сильные загорелые руки. Вот это не слабо! Силища-то!

— Ты чего молчишь? Что с ногой? Ты что, паршивец, по дороге носишься? — третий вопрос на четыре тона выше.

«Чего молчишь», «нога», «паршивец»… Откуда начинать отвечать?

— Не надо истерик, женщина, — бурчу я и начинаю разглядывать то, о чем вопрос номер два: свою собственную ногу.

Я помню эту дырку на штанах. Мама помогла запомнить. А вот худую коричневую от солнечного загара детскую коленку — не помню.

— Давай быстро в машину, — женщина легко, как перышко, ставит меня на ноги и бежит открывать дверь.

С большим опозданием у меня срабатывает рефлекторная память и я стартую в направлении школьного двора. В обратную, надо сказать, сторону от дома.

Сзади что-то кричит красавица-водитель. Мелькают редкие, но какие-то огромные прохожие. Слева краем глаза замечаю двух школьниц с косичками в черных передниках. На вид — козявки, но они моего роста!

Да что это такое происходит?!

По спине бухает ранец и гремят карандаши в пенале. Откуда я знаю про карандаши? И про эту дырку в заборе? Какие высоченные кусты! А в их зарослях — лаз, будто пещера.

Я юркнул в безопасный полумрак и плюхнулся прямо на сухую траву, переводя дух…

Итак, соберем разбежавшиеся мысли в кучу.

Мне сколько лет? Сорок девять. Правильно? Правильно!

Я — офицер запаса, подполковник. На гражданке — учитель истории. Я женат, у меня есть взрослые сын и дочь. Есть даже внучка. Маленькая прелесть пяти лет.

И я же — почему то сижу в кустах за школой, в которой учился сорок два года назад. И разглядываю поцарапанную детскую коленку, которая тоже моя! У меня не должно быть ДЕТСКОЙ коленки!

Бред.

Я зажмурился и потряс головой. Сон? Может быть я в коме?

Приоткрыл один глаз.

Мимо моего схрона лениво вышагивает толстенный серый котяра. Огромный зверюга! Хвостище словно драная мочалка. И толщиной, наверное, с бревно. Справа затявкали, и кот серой молнией брызнул в сторону…

Так. Что это я на животных засмотрелся?

Отвлекаюсь. Кстати, как легко отвлекаюсь! Как будто рубильник в голове щелкнул. Детское легкомыслие.

Детское?

Я прислушался к своим ощущениям. Чертовски приятные, скажем, были ощущения. Печень не ныла. В затылке — непривычная легкость. Кругом — острый пряный запах сентябрьского приморского города. Необычно сильный запах, до головокружения. И зрение…

Зрение!

Я быстро ощупал лицо. Очков не было!

Так, так, так. Что получается? Коленка… Школьницы-переростки… Мальчик, где болит…

Мальчик?!!!

Я что, ребенок? Тот самый «клоп», которого мать отшлепала мокрой тряпкой за испорченную школьную форму? Воспоминания были так живы, что под ложечкой отчетливо засосало. И в голове заметалось что-то похожее на панику. Может сказать, что котенка с дерева доставал? Или спасал того драного кота, который удирал от собаки и застрял на акации. Ведь мама учила помогать животным…

Так, стоп! Какие животные? Мысль прыгает от подполковника до первоклассника. Чуть расслабишься — дитё-дитем.

А ну, собрался! Что получается?

А получается, прямо скажем, любопытная картинка. По всему выходит, что я сейчас в теле ребенка. Причем, в теле самого себя, когда мне было всего семь лет.

А как это могло произойти? Не помню…

То, что было со мной перед явлением фатального колеса вообще не приходило на память! Вот не помню ничего и все тут! Разве что, штрихами какими-то. Вспоминаются только общие впечатления, словно анкетные данные: родился, учился, служил, работал. И, кстати, родился, учился — как-то лучше помню. Рельефнее, чем все остальное. А вот, служил и работал — где-то далеко в прошлом. Еще не скоро. Словно вектор последовательности моей жизни развернулся в противоположную сторону.

Вот это да! И что делать?

На четвереньках я выбрался на залитый солнцем пустырь. Спохватившись, стал яростно отряхивать школьную форму. Ну и видок! Начинаю теперь понимать, почему через день мне выволочку устраивали дома в то время…

Или… в это время…

Тьфу! Запутался окончательно. Короче, понятно одно — со мной случилось что-то необъяснимо фантастическое и невообразимо сверхъестественное: Я СТАЛ РЕБЕНКОМ.

Семилетним первоклассником. И это надо принять как данность.

Ну что ж, как говорил когда-то мой ротный в училище, знаменитый среди курсантов своей феноменальной непрошибаемостью: «Положим разум на обстоятельства».

А что еще остается?

Давай, попробуем…

Я чувствовал, что меня переполняет ощущение безграничного, беспричинного и безнаказанного счастья.

Взрослая составляющая тщетно пыталась найти причину сего неописуемого явления, а ребенок улыбался и шел домой, приветливо светя прохожим драной штаниной. Порой, хмурым облачком налетало осознание предстоящего возмездия, но солнце радости исчезало среди туч ненадолго.