Константин Соловьев - Понь бледный

— Уже не понь, еще не волк, — сказала однажды она, когда Сталин вернулся из очередной выматывающей гонки, удивительно свежий и почти не утомившийся, — Возможно, будет с тебя толк…

Новые уроки начинались без предупреждений. Здесь не было лекций, курсов, семинаров, конспектов и учебных пособий. Его учил сам Вечнодикий Лес, со свойственной ему злой иронией. И оценки здесь тоже не выставлялись. Единственной оценкой была жизнь, которую ему раз за разом удавалось сохранять. И этой оценкой он был вполне доволен.

Он рубил на дрова извивающиеся деревья с зазубренными шипами, которые норовили схватить его своими ветвями и раздавить.

Он набирал воду в озере, в глубинах которого обитали плотоядные спруты и гигантские аллигаторы самого злобного нрава.

Он собирал грибы на сумрачных опушках, и каждый гриб мог оказаться каким-нибудь смертельно-ядовитым здешним насекомым.

Он добывал для Зекоры какие-то особенные цветы и плоды, и каждый раз, отправляясь за ними, не знал, что его там ждет — болотная мантикора, дракон, свора диких грифонов…

Несколько раз он оказывался на волосок от смерти. Однажды стая свирепых древесных волков загнала его в чащу, отрезав все пути для отступления. Скрежеща уродливыми неровными зубами, эти хищники Вечнодикого Леса, похожие на груду ветвей, сплетенных в подобие поджарого волчьего тела, надвигались на него, уже готовясь ощутить сладкий вкус мяса пони. Но ему удалось вырваться, оставив у них в зубах приличный клок шерсти из хвоста.

В другой раз он угодил в зыбучие пески, которые едва не сомкнулись у него над головой. Ценой постоянного контроля мыслей и тела ему удалось замереть и постепенно, в течение многих часов, добраться до берега.

Он учился узнавать Вечнодикий Лес в тысячах лиц. Лица эти были зловещими, пугающими и жуткими, но за их внешними, нарочито страшными, чертами он постепенно начинал различать что-то другое. Лес, полный смертельный ловушек и самых разных опасностей, открывался ему, делался понятен и знаком. Не последнюю роль в этом сыграли и медитации, учить которым Зекора начала его с первого дня. Сталин учился представлять свое тело в виде камня, который можно оставить на земле, чтобы взмыть духом вверх и окунуться в Мировой океан мыслей и чувств. Сперва это было лишь тратой времени. Он мог целый день просидеть в липком полумраке чащи, не добившись и толики прогресса. Небесный океан был все так же отгорожен от него, как и раньше, а долгое сидение на земле лишь заставляло ныть старые кости.

Но он был упорен и терпелив. Он был упорен и терпелив, когда обучался в Тифлисской духовной семинарии, где за нерадивость наказывали солеными розгами, а на ужин давали гнилое мясо. Он был упорен и терпелив в борьбе, когда революция была молода и неопытна, а со всех сторон ее подстерегали враги. Он был упорен и терпелив, когда встал во главе государства — человек, наделенный бесконечным списком возможностей, но вынужденный лавировать между бесконечным количеством проблем. Эти черты он сохранил и здесь.

«Коммунизм — это труд, Коба! — напоминал он себе всякий раз, когда очередная поставленная Зекора задача казалась ему невыполнимой, немыслимой и совершенно невозможной, — Быть коммунистом — значит трудится. Только достойному открывается коммунизм. Не тому, кто день напролет считает деньги, и не тому, кто нацепил на себя дорогой костюм и путешествует из одного кабинета в другой. Тому, что полностью покорил свой разум и тело поставленной цели, кто идет к ней, кто готов идти к ней наперекор всему. Может, у товарища Зекоры и нет партбилета, но истинную сущность коммунизма она понимает лучше тебя, седогривого…»

Всякий труд приносит результаты. С течением времени Сталин стал с удивлением замечать, что его упорство и труд тоже дают плоды. Он стал понимать Вечнодикий Лес. Если раньше он находил его огромным враждебным хищником, то теперь за маской показной свирепости различил и другие черты. Вечнодикий Лес был суровым существом, чуждым слабости и милосердию. Но он был по-своему справедлив и уважителен к тем, кто соглашался играть по его правилам. Кто по доброй воле окунался в бесчисленные опасности, таящиеся в вечном полумраке, и кто готов был идти до конца, презрев их. И все чаще, галопируя по узкой лесной тропинке, Сталину чудилось, что скрип огромных ветвей похож не на рык, как чудилось поначалу, а на добродушные старческие смешки.

Но все это было лишь началом обучения.

Сталин хмурится.

Его дух, освобожденный от оков плоти, парит в воздухе, используя десятки новых чувств, которые вдруг оказались в его распоряжении. Дух всемогущ и всевластен. Он порхает быстрее и ловчее самого прыткого пегаса. Он купается в прохладе пушистых облаков, пьет разлитый в небе рассвет, а звезды нежно щекочут его гриву. Но сейчас он слишком далек от того, чтоб предаваться подобным радостям.

Сталин ищет ответ. Этот ответ рядом, он чувствует его присутствие, как лошадь чувствует запах вкусной морковки. Но ответ недостижим. Он порхает неподалеку и иногда Сталину кажется, что он может разглядеть оставленные его крыльями следы в бескрайнем пространстве этого нового мира. Тщетно. Он тянется к ответу, но того уже нет. Он снова рядом и снова бесконечно далеко. Дразнит, манит, тянет — но не дается в руки.

Сталин мысленно стискивает зубы. Как тогда, когда только покорял Вечнодикий Лес. Упорство и терпение. У Эппл Джек были два крепких копыта, которыми она мастерски обтрушивала яблони, избавляя их от тяжелых сочных плодов. У него есть упорство и терпение — два его верных надежных копыта.

Ответ…

Почему ты проиграл, Коба?…

Ты проиграл дважды. Дважды судьба выдавала тебе отличный набор карт и оба раза ты, удачно начав партию, под конец все спускал. Совпадение? Не бывает таких совпадений. Оба раза у него было все. Четкий план действий. Надежные товарищи и исполнительные подчиненные. Благоприятствующая ситуация. Понимание сути. Оружие. Технические резервы. Авторитет. И оба раза он проиграл, лишившись всего. В первой жизни все его наследие было уничтожено и разорено вчерашними учениками. Огромная махина самого большого в мире государства оказалась подчинена одному маленькому винтику, с утратой которого начала рассыпаться на части. И после его, Сталина, смерти не было никого, кто смог бы этот винтик заменить, остановить лавинообразный распад. Во второй жизни получилось еще хуже. Юную революцию разбили наголову. Мятежный брониносец уничтожен, подпольная партия разгромлена, все товарищи — в застенках Принцессы. А ведь он мнил себя старым опытным революционером, таким, которому не составит труда разгромить игрушечную монархию Селестии и разогнать ее начитанных учениц…