Евгений Щепетнов - 1971. Восхождение [litres]

– Вот сволочь! – на удивление беззлобно сказал Рыльский (я ждал, что он бросится в драку, но… нет) и стал раздеваться. Снял штаны, отжал из них воду, повесил сушиться на куст шиповника. Потом то же самое проделал с рубахой и остальным барахлом – кроме трусов. Отжатые трусы он надел сразу.

– Это ты ментов убил! – вдруг мрачно, без всякого перехода заявил Рыльский. – Я знаю, чувствую это!

У меня внутри все захолодело – вот оно! Если кто-то один догадался, значит, это могут сделать и другие!

– Еще что придумаете? – холодно спросил я.

– Сдайся, и тебе будет снисхождение! – как-то неуверенно продолжил Рыльский.

Я не удержался, захохотал, и оба мента неодобрительно на меня посмотрели, а Рыльский так же хмуро спросил:

– Чего ржешь-то?

– Да глупости говоришь! – Я вытер прослезившиеся глаза и выдохнул, утихомиривая дыхание. – Если бы я убил каких-то там ментов, и вы были бы в этом уверены, и у вас были бы доказательства – вы бы сейчас со мной не вели душеспасительные разговоры. Заластали, да и все. А у вас ничего нет! Вы хотите меня взять на фу-фу! Ну посадите меня в камеру, и что? Думаете, что будете прессовать и я расколюсь? Возьму на себя чужое преступление? Не-а! А вы поимеете большие, очень большие проблемы! Не забывайте – я известный писатель, курица, несущая золотые яйца. Издательство не даст меня в обиду! Шум поднимется – до небес! Если вы меня по беспределу закроете.

– А побои? «Хулиганка»? – вроде как без интереса осведомился толстяк. – Это гарантированная отсидка! Пацанов-то покалечили. Они заяву написали.

– А я встречную напишу – о том, как они избивали мою знакомую, как хотели ее похитить. Свидетелей найду – уверен, кто-нибудь да видел, как они это делали. – (Я блефовал – какие свидетели темной ночью?! Утопия! Но вроде как на них подействовало – неужели и правда есть свидетели?). – Я лишь защищал и защищался. Подключим адвокатов, подключим дельных людей с самого верха, – и мажоры сами огребут по полной! Да только начнись возня вокруг них, они сами заберут свое заявление! Напишут, что повздорили между собой и претензий ни к кому не имеют! А насчет хачиков – вообще чушь собачья. Хачи никогда не подадут заявление в милицию! Они милицию обходят стороной, как черта! Что, «деловые» заяву кинут? Или барыги? Не смешите мои тапочки, парни! И мне вообще интересно – вы на что рассчитывали, когда сюда шли? Что я вот так просто возьму и расколюсь? Разыграли из себя доброго и злого полицейского, спектакль тут какой-то устроили! Вам самим не смешно?

Опера переглянулись, и Кузовлев, пожав плечами, сказал:

– Что скажешь, Семен? Летим мы, как фанера над Парижем?

Рыльский помолчал и через минуту прогудел:

– Как меня все уже достало! Может, уволиться? Пойти сторожем работать – сутки дежуришь, двое дома! И на рыбалку можно сходить! Я лет десять на рыбалке не был! Как думаешь, Карпов, может мне уволиться?

– Роли решили поменять? – усмехнулся я. – Парни, у меня к вам ничего личного, ей-богу. Но я буду сопротивляться до последнего, и ваше дело в суде точно развалится. И кстати – сейчас вы работаете на дьявола. Вам самим это не претит?

– Это как это? На дьявола? – якобы не понял Рыльский, глянув на напарника.

– Он имеет в виду, что побитые им люди – очень нехорошие. И что, отлупив их, он оказал нам услугу! – задумчиво покусывая травинку, ответил Кузовлев. – И что ему надо орден дать, за то, что он их всех отдубасил.

– Вон оно как, – задумчиво протянул Рыльский. – Орден ему! Кстати, откуда у тебя огнестрельные и ножевые ранения, будущий орденоносец?

Я не ожидал такого вопроса, замешкался с ответом, потом пожал плечами:

– Не знаю. Я же ничего не помню! Вы же знаете мою биографию!

– Мутный ты, писатель… ох и мутный! Не верю я тебе! – взгляд Рыльского из-под выпирающих надбровных дуг был острым и умным. – Врешь ты! Все ты помнишь! А вот почему говорить не хочешь – это уже другое дело. И не числишься ты нигде. Совсем нигде! Так не бывает. Чую – не все с тобой просто! Но да ладно. Хошь не хошь – а мы постараемся навесить на тебя побои мажорам. На нас напирают сверху – один из мажориков – это сынок какой-то шишки из Министерства легкой промышленности. Папа у него крутой говнюк. Сынок – просто говнюк. Они желают крови. В ближайшие недели тебя вызовут к следователю – вроде как собираются возбудить уголовное дело по «хулиганке». Наше дело телячье – обосрался, и стой! Мы нашли преступника, он не сознался – пусть следак решает, что с тобой делать. Мой совет – не позже, чем через неделю, свали отсюда куда подальше и не отсвечивай. Для суда ты не будешь Робин Гудом и юным помощником милиции. Ты хулиган, который ни за что побил хороших мальчиков. Ищи концы, чтобы прикрыть задницу, – скоро ее прижарят по полной.

Он помолчал, усмехнулся, снова заговорил:

– А каким приемом ты меня в воду кинул? Это дзюдо, что ли?

– Не знаю, – тоже усмехнулся я. – Откуда я могу знать, если не помню? Ну что, я могу идти или вы меня арестовывать будете?

– Ага, один попробовал! – с сарказмом заявил Кузовлев и покосился на напарника. – Идите! А мы тут посидим. Уж больно хорошо на природе! Сто лет за город не выезжал! Если бы не вы, сейчас бы парился в Москве! Слушай, Семен, а давай на станции пивка купим, воблы и посидим на травке? Что-то меня тоже все достало! Имеем мы право на отдых или нет?

Я побежал по дорожке к Дому творчества – мимо дач, вдоль заборов, все удаляясь и удаляясь от странной парочки. Честно сказать – так их и не понял. Если они действительно хотели меня задержать – почему не задержали? А если не хотели – зачем приехали да еще и в такую рань? И как нашли меня?

Впрочем – как нашли, выяснилось быстро. Приехали они на «Москвиче» (я видел его возле речки), спросили, где моя комната, им сказали, что я убежал на пробежку, и показали – куда именно. Они туда и поехали. Мое фото на каждой книжке, так что узнать меня несложно.

Ну вот, вроде бы и все. Чего теперь ждать – не знаю. Если меня действительно закроют либо на подписку о невыезде – плакала моя поездка в Америку. Столько труда, столько сил затрачено… и все впустую.

Впрочем – я ни о чем не жалел. Только сейчас понял – не жалею, и все тут! Я хотел сводить красивую девушку в ресторан, – я это сделал! Ее обидели, оскорбили, – я наказал обидчиков. И если бы это не сделал – сам бы себя перестал уважать. Хотя и не могло быть по-другому, ведь я – это я. Буду жить как жил. Единственно что – надо будет подстраховаться и сообщить Махрову. Он мужик ушлый, чего-нибудь да придумает. Связей у него – выше крыши. Надо будет в город съездить, переговорить. Кстати – и отвезти рукопись последней книги серии «Звереныш».

– Хорошо! – Рыльский выпил половину стакана холодной шипучей жидкости и с треском сорвал шкуру с красно-янтарной воблы. – Ты любишь икру?