Дмитрий Зурков - Последний рывок

Ага, город никуда не делся, только вот встречают нас не по-курортному. Откуда здесь столько кавалерии, несущейся навстречу с явно недружескими намерениями, да ещё в австрийской форме? Небольшая шайка мародёров, если верить Келлеру? Они теперь, как китайцы, малыми группами человек по двести гуляют?..

В поезде четыре платформы с машинами и шесть вагонов с боекомплектом. Пара случайных выстрелов, и может такой фейерверк получиться — мало не покажется!..

— Саша, сигнал на паровоз, отцепляемся, гоните его обратно со всей поспешностью! — озадачиваю Анненского, согнав юношу с дальномерного поста. — Дистанцию взяли?

— До станции — километр, до гусар — метров пятьсот-шестьсот, они же на рыся́х!.. — Подпоручик исчезает за бронедверкой.

— Радист! Срочно радио в штаб: «У Моршина атакованы двумя эскадронами, прикрываем уход эшелона»… Шекк, ко мне! Карел, заводи движки, как отцепимся, самым-самым малым вперёд! И будь готов реверсировать!

«Стармех» кивает и несётся к своим дизелям.

Несильный рывок — отстыковались. Паровоз тормозит настолько экстренно, насколько способен, затем машинист врубает реверс, и эшелон, ускоряясь, начинает двигаться в обратную сторону. Теперь можно и повоевать…

— Первое орудие, к бою! — это уже по телефону в «носовую башню». — Картечью! Цель — кавалерия, стрелять по команде!..

Для пушки дистанция маловата, но на отходе можем устроить похохотать…

— Правый, левый борт! Пулемёты к бою! Огонь по команде!..

Ловлю вернувшегося Анненского:

— Саша, вы — на дальномере! С трёхсот метров пулемётам — огонь! Подпустим поближе, пусть возьмут разбег, чтобы не могли отвернуть!..

Движки, прогревшись, ритмично ворчат, Шекк очень плавно включает передачу. «Неуловимый» идёт теперь не по инерции, а потихоньку набирает ход. Пробираюсь в «корму», открываю башенный бронелюк, вылезаю на платформу и любуюсь картиной «Австрийская кавалерия в атаке». Кто-то пытается даже стрелять на скаку. Давайте, давайте, хорошо, если в небо попадёте на такой скорости!..

По ушам бьёт грохот пулемётов, первые ряды атакующих будто выкашивает невидимая коса, спотыкаются и летят на землю лошади, всадники. Австрийцы, придерживая коней, пытаются отвернуть и становятся ещё более удобными мишенями…

Но у них в запасе оказывается очень серьёзный козырь! Орудийный залп слышен даже сквозь пулемётные очереди, метрах в ста за «Неуловимым» встаёт четыре разрыва!.. Твою маман, пушки у них откуда?! Один снаряд в эшелон попадёт, и будет кисло! На себя надо отвлечь гадёнышей!..

— Шекк, полный вперёд!

Надо рвать дистанцию, в упор они не смогут стрелять…

— Первое орудие — огонь! Нащупайте их, сбейте им прицел!.. Саша, батарею засекли? — Суюсь к дальномеру.

— Так точно!..

— Передавайте поправки наводчику!..

Снова вылезаю наружу, чтобы оглядеться… В двадцати метрах перед нами с грохотом вздыбливается земля, на месте полотна — воронка, рельсы, как проволоку загибает вверх и в стороны!.. Приплыли, бл…

В следующий миг корпус броневагона сотрясается от страшного удара, чудом успеваю ухватиться за поручень, чтобы не слететь на откос… Носовой башни, судя по всему, считай — нет, снаряд попал под неё, взрывом сорвало люк, отлетевший далеко в сторону, похоже, остались мы без артиллерии, второе орудие в мёртвой зоне… Вперёд двигаться не можем, назад… Скорее всего — тоже, как-то нехорошо мы накренились, колёсную тележку разбило?..

Суюсь снова внутрь, выглядывая Шекка:

— Карел, полный назад!..

Моторист переключает реверсную муфту, даёт газ, дно дёргается под ногами, слышен какой-то лязг и скрежет, но с места не двигаемся.

— Найн! Клапт нихь! [31] Не получается. — От отчаяния он переходит на родной немецкий…

П…ц, приплыли!! Ладно, тогда — по-другому!..

— Слушай мою команду!! Первые два пулемёта каждого борта прикрывают высадку, остальные — снимаем машинки — и в поле! Интервал — пятьдесят метров, занять позиции, прикрыть огнём оста… — доорать не успеваю, удар, грохот бьёт по перепонкам, внутри вагона становится ослепительно светло, меня, как пробку из бутылки шампанского, сильнейшим толчком воздуха выбивает наружу, удар о землю вышибает из лёгких весь воздух, перед лицом встаёт щебёнка откоса, редкие, чахлые травинки и ещё один взрыв метрах в десяти… Затем наступает Великая темнота…

В ушах слышен шорох прибоя, но волны почему-то сдвоенные… Шур-шур… Шур-шур… Сквозь закрытые веки пробивается багровый свет. Пытаюсь открыть глаза, висящая на потолке лампа дневного света позволяет сделать это лишь на долю секунды. Но и этого хватает, чтобы увидеть стены медсанчасти, выкрашенные знакомой до тошноты светло-зелёной краской, и прозрачный пластиковый прямоугольник капельницы прямо над головой…

— Арищ… арш… нант…

Полностью услышать слова не получается, звуки доносятся с паузами…

— Товарищ… ший лейте…

Вторая попытка открыть глаза, надо мной знакомые лица — медсестра Вера Николаевна, фельдшер Женька и начмед капитан Демиденко со своими знаменитыми «запорожскими» усищами… Я… Я что? Обратно?!.. Нет!.. НЕТ!.. НЕ ХОЧУ!.. Я не хочу обратно!.. Я хочу туда! К Даше! К Машуньке! К своему батальону!.. Пытаюсь всё это выкрикнуть, но резкая боль в правом боку превращает вздох в пытку, а крик — в еле слышный хрип… НЕ ХОЧУ!.. Багровая пелена снова заполняет голову… Темнота…

Опять знакомый прибой в ушах… Опять свет режет глаза… Но не сильно, электрическая лампа закрыта матовым колпаком. Звуки… Кто-то говорит… Кому? Что говорит? Непонятно…

Острый запах бьёт в нос… Нашатырь? Противно… Но зрение удаётся сфокусировать на тех, кто возле меня… Даша… Дашенька!.. Моя любимая, милая и ненаглядная красавица сидит рядом и сосредоточенно считает пульс, держа меня за запястье. Красные от усталости и, наверное, слёз глаза, рыжая прядка, выбившаяся из-под косынки… Рядом — доктор Голубев, нервно теребящий пальцами свою бородку и… Мартьяныч?.. Глаза старого лекаря и ведуна светятся каким-то… неземным, что ли, успокоением… Откуда-то справа раздаётся шум, надо мной нависает Павлов… Глаза опять закрываются, я проваливаюсь в дрёму-полусон…

Снова прихожу в сознание от запаха нашатыря, но чувствую себя гораздо лучше… Слабость и какая-то детская беспомощность, даже пошевелиться нет никаких сил, в правом боку при каждом вздохе колет, в правой руке у локтя свербит дёргающая тупая боль, но голова уже не болит, в ушах не шумит, и даже думать могу без негативных последствий.

Дашенька снова рядом, пытаюсь что-то сказать, но она прикладывает пальчик к моим губам, запрещая разговаривать, затем подносит поильничек, делаю три глотка водички со вкусом незнакомого травяного отвара…