Александр Михайловский - Народ Великого духа

Потом иду искать дальше – и почти сразу натыкаюсь на такой же ящик, как с пистолетными патронами, но с маркировкой «12 GA SHOTSHELL». Ага, патронные ящики одинаковые, цинки тоже, и только количество патронов разное… Надо учесть. Отвинчиваю барашковые гайки на крышке, потом специальным ножом вскрываю один из двух цинков – и точно, расфасованные в маленьких провощенных картонных коробочках по пять штук, там лежат они, патроны к дробовику двенадцатого калибра, серо-зеленого маскировочного цвета. Внутри, насколько я понимаю, волчья картечь. Если с небольшого расстояния, то это страшное оружие. Даже целиться особо не надо, просто наводи примерно в сторону цели и стреляй не глядя. В боевиках крутые парни частенько стреляли из такие помповых ружбаек очередями. Не отпуская нажатого курка, они часто-часто передергивали затвор, из-за чего выстрелы шли один за другим. Пять патронов в обойме помповухи вырубят целую толпу или лося, который попер на тебя буром. Вот этими патронами, тем более что они подходят и к «Сайге», я набиваю и подствольный магазин ружья, и подсумок, и все карманы до упора, а то, что не поместилось, укладываю на освободившееся от ствола место в ящик с помповухами. Для пистолетных патронов там места уже нет, ну и хрен с ними. Не на разборки же собираемся и даже не на войну, а укрепляем возможности своего существования в диком Каменном Веке.

Патроны к американской винтовке нашлись в ящике, маркированном как «аммо 30-06». Вскрываю один цинк и беру оттуда только несколько пачек, каждая на две пятипатронных обоймы [8] Обойма – специальная планка с направляющими, в которые вставлены донца гильз пяти патронов, что облегчает заряжание встроенного, неотъемного магазина винтовки. Затвор открывается до упора, направляющие обоймы вставляются в специальный паз, а потом патроны одним движением пальца перегоняются из обоймы во внутренний магазин. Пустая обойма снимается и выбрасывается, затвор закрывается – и винтовка готова к стрельбе. . Патроны из одной обоймы сразу вставляю в винтовку, передергиваю затвор и опускаю флажок предохранителя. Готово! Остальные обоймы заталкиваю в подсумок, закрываю ящик и завинчиваю барашковые гайки до упора. Распрямляюсь и вздыхаю. Все! Теперь я вооружен до зубов (включая арбалет, который я не бросил) и нагружен как ишак. Мне бы просто дойти до лагеря, а тут еще и охотиться надо. Можно, конечно, поскорее добраться до лагеря, сбросить лишний груз и выйти на тропу войны с одной помповухой, но это долго. Можно не успеть к закату солнца. И вообще – какого черта я вообще увлекся этими исследованиями? И два пистолета с патронами, и винтовка нужны мне как зайцу стоп-сигнал. Между прочим, в лесу между деревьями на всех реальных дистанциях королем стрельбы будет именно помповое ружье.

Но все равно я ее не брошу, поскольку она моя, а я ее. До сих пор по-настоящему дальнобойный ствол был только у Сергея Петровича и еще отчасти у Антона Игоревича (потому что его «Симонов» тоже был достаточно неплох), а теперь есть еще и у меня. Хотя, если подумать по уму и как следует распотрошить эту пещеру Аладдина, то свои стволы появятся у каждого француза и француженки, каждой полуафриканки и каждой Волчицы (Лани для этого дела слишком миролюбивы). И запаса патронов хватит ой как надолго. В дело можно приспособить даже пулемет. Тут есть твари, вроде шерстистого носорога, которых одной пулей не проймешь. Их желательно бить очередью, направленной в одно и то же место.

И вот тут, когда я немного замечтался, прямо мне навстречу вышкандыбал лосяра. Обычно зверье (особенно травоядное) с человеком старается не встречаться, но взрослые лоси считают себя такими крутыми, что медведю морду набить могут, а потому в этот этикет особенно не вникают. А может, он тоже замечтался – например, о лосихе. С арбалетом я бы на этого зверя на пошел, ему одиночный болт как укол булавкой, а вот с «американкой» – почему бы и нет. Но дело в том, что у меня под правой рукой, то есть в моментальной готовности к стрельбе, висела как раз не винтовка, а помповый винчестер. Менять руки – это же столько грохота, да и время пройдет, так что лось либо удерет, либо кинется прямо на меня.

Тогда я с криком, ошарашившим несчастное животное, сорвал с плеча помповуху и кинулся к зверюге, часто дергая цевьем и производя выстрел за выстрелом. Как там говорил Суворов: «удивить – значит победить». Вот и лось удивился, а тут еще первый заряд волчьей дроби прилетел прямо в морду. Уже не только удивленное, но и испытывающее боль и испуганное животное, попыталось развернуться для бегства и получило еще три заряда дроби в бок и живот. Ноги лося подогнулись и он завалился на поврежденный бок, отчаянно перебирая копытами по палой хвое и пронзительно вопя. И вот тогда я подошел к павшему животному вплотную и с расстояния меньше двух метров выстрелил ему прямо в голову последним зарядом. Это помогло. Крик животного прекратился, а ноги перестали дергаться. После чего я сел на поверженную тушу, перезарядил подствольный магазин очередной порцией патронов и задумался о своей печальной судьбе – как я буду тащить это в лагерь, ведь в лосе весу будет побольше полутонны. А оставь его здесь без присмотра – так мигом набегут любители дармовщины, так что в итоге добычи мне не видать.

Но все разрешилось самым естественным путем. Полчаса спустя, когда я отдышался и решал, что делать, ко мне на выручки прискакала кавалерия, то есть моя черно-белая семейка, и прикомандированные волчицы, вооруженные всяким дрекольем: в основном граблями и подобранными по пути палками. При этом они громко и старательно вопили, так что казалось, что на выручку мне мчит целый рой разъяренных фурий. Они-то думали, что их мужа и господина требуется защищать, вот и спешили. И только в самом конце процессии присутствовала Катюха с Романом в одной руке и «Сайгой» – в другой. И, разумеется, Шарик с виноватым видом. Когда он нужен – его нет, а вот теперь нарисовался – любите его, любите.

Увидев, что я жив, здоров и невредим, девки станцевали вокруг меня с лосем дикий воинственный танец, потрясая в воздухе своим дрекольем. Потом, когда все успокоилось, я вручил двоим своим светлым женам, Дите и Тате, по штык-ножу и приказал расчленить лосяша этими режиками, а остальным велел таскать эти отчлененные части в лагерь во славу сегодняшнего ужина. Малоценные части: башку, хребет и прочие кишки не брать. Если будет надо, то я добуду еще столько мяса, сколько необходимо. Я теперь богатый и могу не экономить патронов.

Потом, отведя Катюху в сторону, я вручил ей пистолет с патронами. Тут надо сказать, что это был первый лично мой подарок своей жене. До попадания сюда я был безденежный детдомовский мальчишка, одетый в казенные шмотки, который ничего не мог подарить, потому что ничего не имел, а уже здесь я вкалывал на общее благо, и то, что было на мне надето, тоже было общее, но отнюдь не мое. И вот теперь ту вещь, которую я добыл сам и которую не требуется сдавать в общий котел, я дарю своей жене больше чем через год после того как Сергей Петрович перевязал нам руки… Катька упала на мое плечо и разрыдалась, а я гладил ее по спине и думал, что зря она, дура, ревнует. Ведь чего боятся бабы там, дома, в мире двадцать первого века? Правильно! Они боятся того, что другая уведет мужика из семьи. Но здесь это невозможно. Мужик в принципе из семьи не уходит, а то, что мое внимание немного рассеивается – так это совершенно не страшно. Любить и ценить можно нескольких жен сразу, а не только одну, единственную и ненаглядную.