Александр Барышев - Южно-Африканская деспотия [СИ]

В свою очередь, негр, получивший за два неприглядных камешка такое богатство, а еще узнав, что с его помощью можно убивать бесшумно и на большом расстоянии, был не просто счастлив, а счастлив безмерно. Получалось, что и Бобров и вождь получили от сделки все, что хотели и даже больше, а проигравшим оказался один Вован. Но и он долго не дулся, особенно после того, как Бобров сказал, что его груз тянет не менее чем два миллиона долларов, а если к нему добавить то, что он тащит от Новгорода, то тут и десятью миллионами не обойдешься.

После оглашения таких цифр Вован забыл об арбалете и опять задумался о мостике океанского лайнера, который стал вдруг ближе и реальней.

Через десять дней, преодолев под машиной полосу штиля на экваторе, суда бросили якоря в знакомой бухточке острова Гран-Канария. А еще через пару дней из-за мыса показались «Песочная бухта» и «Камышовая бухта», пришедшие из Херсонеса. Команды встретились так, словно год не виделись. И их можно было понять — встретить своих чуть ли не посреди океана было равносильно чуду. Пока вновь пришедшие пополняли запасы пресной воды, капитаны сошлись на берегу. Присутствие Боброва придало встрече налет официальности. Уходящие на юг получили массу ценных указаний по бартерной торговле в районе Луанды и среди них пожелания — ни в коем случае не платить вперед и взять у племени еще одного мальца, из коего за время рейса воспитать второго Максимку.

Обговорив все тонкости, Бобров с компанией погрузились на суда, распустили паруса и отправились на север. Немного погодя, из бухты вышли две шхуны, отправившиеся в прямо противоположном направлении.

Средиземное море прошли не напрягаясь. Ветер все время дул южный, то есть для шхун самый благоприятный. Особенно хороша была для плавания западная часть моря, не обремененная островами. Судоходство в это время было в основном прибрежным и, чтобы пересечь Средиземное море поперек, надо было быть не только смелым человеком, но также хорошим моряком, да и судно должно быть соответствующим. Поэтому Вовану, который шел почти по осевой, никто и не попался, за исключением какого-то финикийца, идущего, скорее всего, из Сиракуз. Финикиец, как это ни странно, не испугался, а отнесся вполне дружелюбно и, перекрикиваясь с палубы на палубу, Вован узнал, что в Сиракузах местные граждане опять бузят против своего тирана, который всех достал, и он очень не рекомендует достопочтенному Вовану нынче заходить в Сиракузы. Вован и не пошел.

Зато, когда они обогнули Пелопоннес с востока, имея намерение зайти в Афины, море стало напоминать суп с клецками из-за обилия кораблей. Вован поскреб затылок, и хотел было сбавить ход, но Бобров посоветовал ему этого не делать.

— Это они нас должны бояться, а не мы их, — заявил он.

А на резонный вопрос, заданный Петровичем, мол, пуркуа, ответил:

— Потому что мы на море как их Александр на суше. А, значит, должны уважать.

Вован эту нехитрую философию воспринял сразу и буквально и величественно ввалился на рейд Пирея под одними кливерами. Всякая мелочь перед ним разбегалась, словно блохи и даже боевые триеры, примерно равные по длине, не решались связываться, потому что Вовановы корабли оставляли ощущение небывалой мощи.

Пока Вован разбирался с портовыми чиновниками и любопытными, Бобров с Петровичем, сопровождаемые целым цветником во главе со Златкой и Апи, отправились побродить, имея в виду знакомство с последней афинской модой в специфическом жанре ювелирных украшений. Среди целого ряда лавок они выбрали ту, что побольше, справедливо полагая, что и ассортимент в ней будет богаче. Насчет ассортимента они не ошиблись, в лавке действительно было на что посмотреть. Женщины сразу прилипли к украшениям и, судя по возбужденным возгласам, оторвать их будет очень трудно. А Бобров с Петровичем, как и положено мужчинам, сразу заинтересовались оружием. Оружие действительно было великолепно. Судя по всему, в лавке находились трофеи военной прогулки Александра по восточному берегу Средиземки.

— Вот заметь, Петрович, — Бобров был доволен, словно он сам все это сделал и теперь втюхивал потенциальному покупателю. — Все драгоценные камни, коими украшено оружие, шлифованы примерно одинаково. Я имею в виду отсутствие граней. Как они этого добиваются, я не знаю, но игры камней здесь нет. Вот, к примеру, этот меч. Бобров осторожно взял в руки тяжелый акинак. Что, прежде всего, притягивает взгляд незнатока? Не клинок, хотя он и очень хорош, а многоцветный эфес. Много золота, много камней, пестрота и богатство. И любой прекрасно знает, что дорогие камни не будут ставить на плохой клинок. А вот красотой здесь, в нашем понимании, и не пахнет.

Тут в пафосную речь Боброва вмешался хозяин лавки, который до этого не знал, какую группу посетителей выбрать для последующего охмурения. С одной стороны, женщин было больше, и опытный купец прекрасно знал, что они легко поддаются грубой лести и вообще являются благодарными клиентами. Польсти женщине и ты найдешь путь к кошельку ее мужчины. А с другой стороны, его взяли за живое рассуждения Боброва о представленных здесь изделиях вовсе даже купцу незнакомых ювелиров. И вообще персов. Но ведь греческие ювелиры работают точно так же, и методы обработки драгоценных камней одинаковы во всей Ойкумене.

Бобров с Петровичем терпеливо выслушали горячий монолог купца, а потом Бобров сказал:

— Не буду с тобой спорить, достопочтенный, но если примерно через месяц ты будешь еще здесь торговать, я покажу тебе как надо обрабатывать камень, чтобы была видна его душа.

… Когда баркентина и шхуна вошли в Стрелецкую бухту, какого-то особенного комитета по встрече не наблюдалось. К заходам Вована здесь привыкли и регулярно его встречали только Млеча, грузчики, да Евстафий по долгу службы. Но когда на берег сошел Бобров, весть об этом распространилась по поместью со скоростью взрыва. И скоро народ начал собираться в усадьбу. Даже с дальних виноградников. Даже с огородов

Бобров чаянья населения оправдал полностью. Он на площади перед усадьбой сказал народу все, что тот хотел услышать. В своей речи он коротко изложил успехи колонизации Африки, ее потенциал и пути грабежа. А под занавес пообещал обалдевшему от перспектив электорату скорейшее обогащение не ниже чем до уровня херсонесских олигархов.

Народ после этих слов заорал по-гречески «ура», стащил Боброва с импровизированной трибуны и долго носил по двору, пока официально признанная первая леди Златка не вырвала его из лап оголтелой толпы.

Потом был, типа, пир в усадьбе. А перед этим Андрей, совершенно по-русски, выкатил из подвалов несколько Серегиных изделий, наполненных вином. Правда, до того, чтобы черпать напиток шапками и сапогами народ не опустился, потому что Евстафий приставил к бочкам несколько ветеранов, которые оделяли желающего полным кратером, который тот должен был выхлестать не сходя с места, а посуду вернуть. Количество подходов не ограничивалось. Очень скоро жертвы Бахуса или, по-местному, Диониса усеяли двор.