Олег Северюхин - В измерении Кольца

Чиновник министерства образования как-то вдруг сник и пожал плечами.

— А уж не провокатор ли вы, ваше благородие, — говорил его вид. — Вопросы задаете, а сами ответов не имеете, значит, информацию о настроениях собираете. Лучше бы поинтересовались, что это за дамочка с нами едет.

— Да я тоже, знаете ли, привык доверяться тому, что скажет государь-император. Но ведь все равно хочется, чтобы государство наше было великим и почитаемым в мире. А для этого нам нужно занять главенствующие позиции в науке и все научные знания применять в промышленности и сельском хозяйстве. И чтобы у государств других даже и в мыслях не было, не то чтобы воевать с нами, но и предерзкие слова о Руси на весь мир произносить, — вдруг пылко произнес чиновник.

Надо же, человек, привыкший к чинопочитанию, склоняющий голову в поклоне перед вышестоящим, в душе-то имеет мысли якобинские. Ведь придет революция, и этот человек разогнется, начнет крушить устои и притеснять притеснителей, но снова согнется в поклоне перед вышестоящим и будет таким же чиновником по министерству просвещения контролировать изучение учебников с изложением наук всяких по версии новых властей. В душе он не будет соглашаться с тем, что кибернетика — продажная девка империализма, но говорить об этом не будет. Пусть власти об этом скажут, и тогда он со спокойной совестью будет контролировать, а все ли строго исполняют новое повеление властей о том, что кибернетика — не продажная девка империализма, а работница, трудящаяся на благо грядущих поколений.

Все измышления теоретиков, типа Маркса, а также учеников его, например, Ленина (Ульянова) о том, что революционная ситуация создается тогда, когда низы не могут жить по-старому, а верхи не могут править по-новому это притягивание формулы к себе за уши для того, чтобы оправдать свою жестокость стремлением к справедливости, сделать весь народ одинаково бедным, отобрав все у имущих и поделив это между неимущими.

Раньше кто-то и что-то имел и давал прокормление другим людям, предоставляя им место работы и оплачивая наемный труд. Кто хотел, открывал свое дело, работая сам или нанимая работников. Чем больше было рабочих мест при приложении государственных средств и предприимчивости активной части населения, тем выше был средний уровень жизни, приближаясь к уровню жизни в развитых странах. Все не могут быть богатыми. Всегда будет разделение на богатых, на средний класс, куда будет входить и зажиточное крестьянство, и класс трудящихся, близкий к среднему классу.

Революционная ситуация или ситуация, в которой возможно совершение государственного переворота, характеризуется нарушением естественного равновесия между злом и добром, являющегося основным условием нормального развития общества. Добро всегда соседствует со злом и вынуждено пробивать себе дорогу через зло, которое отстаивает свои позиции в любом случае, даже если самому злу будет от этого плохо.

Это равновесие между добром и злом имеет такую сложную схему, что касаться ее могут только избранные и знающие, когда нужно что-то предпринять для корректировки системы или лучше вообще ничего не предпринимать, потому что система сама восстановит равновесие. Ведь сколько Грозные и Сталины не гробили свой народ, а система снова поставила все на свои места, даже этих тиранов записала в свою историю в раздел "verboten" чтобы уберечь от повторения этих эпизодов разрушения системы.

В определенные времена под внешними и внутренними воздействиями увеличивается количество зла. Чаша весов начинает уходить вниз, приводя в движение силы добра и силы зла, смешивая между собой добро и зло и создавая вселенский хаос. И вот этим моментом как раз и пользуются представители сил зла, захватывая главенствующее положение, с течением какого-то времени понимающие, что дальнейшее нагнетание зла просто опрокинет систему, погубив в первую очередь их. И уравновешивать систему можно только при помощи добра. А добро люди помнят.

Когда за каждое неосторожное слово можно получить высшую меру революционной справедливости или десять лет без права переписки, то любая улыбка властей воспринимается как высочайшее добро, о ней складываются легенды, поются песни и человек забитый забывает прошедшее зло и кровь, не ведая того, какое изощренное зло ждет его впереди.

Наша дама внезапно встала и вышла из купе. То ли разговор наш не понравился, то ли какие-то надобности заставили ее покинуть нас.

Когда она вышла, мои спутники, молча пожали плечами, и продолжили разговор так, как будто этой женщины никогда не было рядом с нами.

Часа через два в наше купе заглянул жандармский ротмистр:

— Честь имею, господа, соблаговолите показать место, на котором ехала госпожа Синицкая.

— Какая Синицкая, — дружно удивились мы.

— Все понятно, господа, просто укажите место, на котором сидела госпожа в черной вуали, — уточнил ротмистр.

Мы указали. Вошли два человека в штатском, достали багаж нашей соседки и осторожно придерживая, вынесли его из купе.

— Что же сделала эта, как вы сказали — Синицкая, — полюбопытствовали мы.

— Бомбистка, господа. Везла нитроглицерин и армейские взрыватели. Под накидкой наготове револьвер, чтобы выстрелить в саквояж в случае опасности. Долго нам пришлось выжидать, пока она выйдет в ресторан покушать, по дороге и взяли без выстрела, — охотно сообщил ротмистр и ушел.

Не лежала у меня душа к этой женщине. Какое-то внутренне зло шло от нее. Ради партии большевиков она, не задумываясь, отправила бы тот свет всех, кто оказался рядом. Если сравнить зло и добро, совершенное большевиками в России, то зла они сделали столько, что его хватит еще на сто лет.

Первопрестольная сияла золотыми куполами, отражавшими маленькую точку нашего поезда и черный дым паровоза, окутывавший дымом то пространство, откуда мы приехали. Пересадка на поезд Николаевской железной дороги и еще ночь езды до Петербурга.

На вокзале меня встретил действительный статский советник У.

— С приездом, отец Петр, — приветливо сказал он. — Как дорога, не утомила вас, а то я, честно говоря, в дороге изнывал от нечего делать? Все разговоры переговорены, все газеты перечитаны, все города осмотрены.

— Благодарствуйте, ваше превосходительство. В дороге скучать не пришлось, — и рассказал случай с арестом члена боевой организации социалистов, то ли социал-демократов, то ли социалистов-революционеров. Одного поля ягодки.

— И у нас такие тоже есть, — как-то благодушно согласился господин У.

Благодушие в этом деле не помощник. Только закон может остановить разрушение.

В Царское Село ходил особый поезд. Я сидел среди сановников и отмечал людей, которых знал по газетам и по изучению истории в институте. Все как-то по-домашнему, без особой чопорности, которая присуща историческим фильмам и описаниям. Даже самые фетишные фигуры современности вблизи оказываются такими личностями, что просто диву даешься, куда же глядели глаза избирателей, ставящих крестики в их поддержку.