Иван Кузнецов - Черные крылья [litres]

Всё, что они обсуждали со мной и при мне, касалось быта, за исключением кино и радиопередач. О политике – ни слова. Хозяева не были заражены идеями нацизма, но так же они не подхватили бы ни одну из идеологий, какая только стала бы им известна. Крикливые военные сводки в выпусках радионовостей тётка слу шала через силу: война пугала её, а ей так не хотелось думать о плохом! В результате она жила, думала и чувствовала так, будто войны нет вовсе. Кроме того, все домочадцы боялись при мне высказывать любое своё мнение по военным и политическим вопросам, если оно и возникало. Исключение составляла только пресловутая продуктовая тема, но её в тихом тёткином доме никто не принимал ни за военную, ни за политическую. В остальном же… Не то чтобы они не доверяли бедной девочке-сиротке с удивительной и печальной судьбой. Но за моей спиной слишком откровенно маячили люди в эсэсовской форме.

Волей-неволей, пока переезд в Берлин не представлялся возможным, а с Родиной не было даже самой тонкой связи, я неприметно врастала в уютное, добросердечное семейство. Сладкое забытьё караулило на пороге симпатичного дома, окружённого простеньким палисадником со свободно разросшимися деревьями и кустами. А мне так тесно срастаться с большим тёткиным домом было не с руки. По условиям игры, я должна жить в Берлине, ходить по его улицам, иметь свободу перемещений, свободу проводить по собственному усмотрению выходные и вечера.

Неужели в «Аненербе» забыли о моём существовании? Интуитивно я чувствовала, что это не так, и вскоре события сдвинулись с мёртвой точки. У ворот тёткиного дома остановился автомобиль. Вежливый унтерштурм-фюрер пригласил меня ехать с ним в Берлин. Краткое затишье кончилось.

Я ожидала, что меня будут проверять и испытывать, готовилась проходить тесты на характер, на интеллект, исследования моих нейроэнергетических способностей. Ещё я ждала подробных и въедливых биографических расспросов.

Ничего! Совсем ничего.

Безо всякого карантина меня сразу отвезли туда, где я должна была работать, познакомили с начальством и некоторыми сотрудниками засекреченного отделения оккультных исследований института «Аненербе». Объяснили задачи – и давай включайся! Только куратора приставили, но не для надзора, а для помощи в работе и общественно-политической подготовке.

В первый же день меня пригласили участвовать в групповом спиритическом сеансе: немцы не любят терять время…

В московской Лаборатории – а в ней, как в капле воды, отражались все тенденции развития советской нейроэнергетики – спиритизм как направление отсутствовал. Меня, хоть и нашли благодаря спиритизму, в Школе научили совсем другим методам работы. Предполагалось, что и у немцев меня быстренько переключат на занятия ясновидением и телепатией, гораздо более полезные для страны, ведущей огромную войну. Не учли, как фашисты привержены схоластическому мистицизму…

На каждом сеансе назначали медиума – человека, который будет передавать ответы духа, и ведущего, который координирует взаимодействие всех участников. Остальные спириты обеспечивали удержание связи круга с духом. С непривычки немецкий групповой спиритический сеанс навевает жуть. Свет, как положено, гаснет, все берутся за руки, повторяют вслух имя вызываемого. Все преисполнены серьёзности. Внезапно медиум начинает вещать чужим, неузнаваемым голосом, а ведущий задаёт ему вопросы.

У Аглаи Марковны делалось несколько по-другому. Мы коллективно приглашали духа в круг, и тот приходил именно в круг, а не через кого-то одного. Я и когда одна разговариваю с мёртвыми, те скорее подходят со стороны, нежели проходят сквозь меня. Дело вкуса, конечно, но лично мне одержимость ни к чему.

На групповые сеансы к Аглае Марковне ходили в основном женщины. Сосредоточенность во время сеанса прекрасно сочеталась с лёгким, праздничным настроем. Так я и относилась к вызыванию духов: как к занятию развлекательному и, по преимуществу, женскому…

Спиритическую группу оккультного отделения «Аненербе» составляли большей частью мужчины – как на подбор, мрачные и в большинстве худощавые. Приходили и две-три немолодые женщины, которые соревновались с мужчинами и в мрачности, и в костлявости. Одевались все в отделении в строгие гражданские костюмы, обращались друг к другу по фамилиям и именам, так что я долго не могла понять, служат ли сотрудники отделения в СС или же являются штатскими. Единственное, что я знала с самого начала: женщины в СС не служат. Не имеют права. Есть категория служащих женщин, которые называются «свита СС», но это – не для научных подразделений.

Приветствуя друг друга, оккультисты Третьего рейха по-военному взмахивали рукой, но «хайлили» всегда довольно вяло и формально.

Думаю, что небрежное отношение к нацистскому приветствию в оккультном отделении было весьма неслучайным…

Хотела я того или нет, но вскидывать руку и произносить соответствующую мантру меня обучили ещё во время пребывания в Тибете. Члены экспедиции относились к нацистскому приветствию весьма серьёзно, даже с пиететом.

Сразу чувствовалось, что жест мощный и гениально продуманный. Но хорошего в нём мало. Он заставляет прокачивать энергию снизу вверх. То есть плотная энергия из земли передаётся через тебя тому, кого ты приветствуешь. Если же ты тянешь руку на параде или другом массовом мероприятии, то энергию получает эгрегор Третьего рейха, как правило, лично через фюрера. Ты при этом оказываешься на короткой и жёсткой сцепке со всей структурой энергетики фашизма.

В московской Лаборатории мы практиковали прямо противоположное движение энергии: сверху – вниз. Чистая, тонкая, она освещает, облагораживает, наполняет смыслом нижние уровни, когда насыщает их. Понятно, что наш вариант мне нравился и был близок.

Экспериментируя в одиночестве, без посторонних глаз, я проверила, нельзя ли блокировать энергию во время фашистского «хайля». Не вышло! Слишком прост и совершенен жест. Он целиком твою энергетику открывает. Кстати, тем, у кого от природы энергетические блокировки по организму и кто не в состоянии работать с энергиями стихий, ничего не остаётся, как делиться в процессе нацистского приветствия собственной жизненной силой. Самые старательные рискуют очень быстро растратить себя.

При этом далеко не все в рейхе, особенно среди высших военных чинов и партийных бонз, исполняли ритуал истово. Напротив, многие торопливо и лишь слегка взмахивали ладонью, не вытягивая толком руку. С течением времени таких на моих глазах становилось всё больше. В оккультном же отделении так поступали все, не исключая сотрудников, фанатично преданных идеям нацизма. Кто-то из них, должно быть, анализировал то, что делал; другие же действовали по интуиции…