Иван Кузнецов - Черные крылья [litres]

Марго улыбнулась:

– Мы за ночь разобрались, но ещё далеко не покончили. Говорят, с ней будет покончено только в конце времён.

Совсем уж срочных дел у него не было. Самочувствие после волнений прошедшего дня и совещания, затянувшегося до четырёх ночи, было совсем не таким бодрым, как у Марго. Почему не уделить час времени спокойной беседе на интересную и, по сути, тоже важную тему?

Маргарита Андреевна могла по любому вопросу сформировать собственное оригинальное и дельное суждение. Свежий, нестандартный взгляд Маргариты Андреевны и на содержание рукописи, и на методику обучения детей в школе при Лаборатории не обманул его ожиданий. Есть над чем подумать, есть что предложить специалистам к внедрению.

Самое, по её понятию, важное Марго оставила напоследок.

– Мне не нравится, с педагогической точки зрения, что герои не сделали выбора. Даже не попытались. Ситуативно бывает лучше переждать, чем ошибиться. Но у них на кону – целая вечность. Невыбор в такой ситуации – тупик, остановка. Дальше – деградация.

– По-моему, автор пытался показать, что нет борьбы противоположных начал, а есть их взаимодействие. Вот и не требуется выбирать. Как? Он вас не убедил?

– Не убедил. Это желаемое – за действительное… Он ведь умер сразу, как закончил роман, так?

– Верно.

– Он замучился, устал и очень хотел этого покоя. Но покой нужен для чего?

– Для отдыха, – подыграл Николай Иванович, ответив на вопрос, заданный с дидактической назидательностью.

– Да. Отдохнуть и набраться сил. Дальше. Зачем вечный покой? Если ты вечно отдыхаешь, значит, никак не удаётся восстановить силы. Следовательно, такой отдых – ложный, поддельный. Вот это я объяснила бы школьникам на примере книги: про поддельный покой, в котором растратишь последнее. Можно показать, как дважды два, что выбор всегда стоит, и его надо сделать. Поймёшь свою ошибку – сделай другой выбор, исправь. Но сделай его.

Ход её мыслей нравился Бродову. Очень хороша была идея, что надо разговаривать с ребятами о нравственном выборе, и разговаривать именно так – с опорой на увлекательные и непростые примеры. Его самого не увлекал психологический анализ литературного произведения: хватало реальных жизненных историй и жизненных проблем. И всё же решил поддержать дискуссию, поскольку Маргарита Андреевна явно хотела сообщить ещё что-то, что считала важным.

– Так-таки герои не сделали выбора? Но чью же помощь они приняли и с кем остались в итоге? Если перевести на нынешние реалии: пошли на сотрудничество с врагом, разве нет?

– Женщина готова на всё ради того, кого любит больше жизни. Героиня пошла на сделку. Это – только внешний выбор. Вы же помните, как в начале года остро встала проблема на освобождённых территориях: человека мучили, пытали – он выдал товарищей; у женщины голодали дети – она пошла работать в контору к немцам. Но душой-то рвалась, не хотела этого. То есть сделан и внутренний выбор, и внешний. Беда, что разный.

– Где – беда, а где и преступление.

– Да. Или подвиг: подпольщики, разведка. Дальше. Героям книги было вообще всё равно: лишь бы их оставили в покое. Внутренний выбор не сделан.

Бродов с трудом припоминал подробности содержания книги, бегло прочитанной два бесконечных года назад. Кажется, Маргарита Андреевна не перевирает.

– А если б они всей душой отдались врагу – было б лучше?

– Был бы переход на другую ветвь эволюции. Но это – жизнь, это – действие, возможность раскаяться, в конце концов. Это – честно. А безразличие – это всё, дальше – только смерть души… Я знаю: я стояла на этой грани…

Очень интересно! Сколько всколыхнула в невозмутимой женщине книга. Угадал, дав ей возможность ознакомиться! Бродов собрался спросить, что же, в конце концов, помогло Марго преодолеть отупение чувств, вновь обрести вкус к жизни и сделать новые «выборы», но она, видно, решила, что хватит откровенничать, и, опередив собеседника, перевела разговор:

– Спасибо Таисии: она дала возможность заглянуть немцам в душу. Со стороны не получалось: эгрегор выталкивал. Теперь всё как на ладони: простые немцы, в большинстве, не сделали именно внутреннего выбора. Им не нравится война, опасности. Но хороши ли идеи фашизма, плохи ли – им всё равно. И что творят фашисты, тоже безразлично, лишь бы их самих не трогали. Им не важно, из чего у них сделано мыло, представляете?

Были сведения, что мыло немцы стали делать из жира, вываривая человеческие кости.

– Вряд ли они знают.

– Они и не узнают, потому что им не важно. Вот вам главный секрет фашистского эгрегора! Полное отсутствие внутреннего сопротивления. Эгрегор легко поглотил их и сцементировал.

– Ну, а как большинство стали бы убеждёнными фашистами – неужели было б лучше?

– Человек с убеждениями – это самостоятельный человек.

Всё верно. Из самостоятельных людей не так легко слепить однородную массу…

Но любому важному обсуждению серьёзных вопросов, тем более философских, наступает предел. Бродову захотелось поддразнить собеседницу:

– Знаете, Маргарита Андреевна, мне жалко автора: вы сделали из него прямо пособника фашизма.

Женщина улыбнулась:

– Нет, конечно. Просто смертельно уставший человек. Уставший как раз из-за собственного неравнодушия.

– Вот так – вернее. Выходит, не понравилась вам ваша тёзка?

Марго ответила шутливым тоном, но твёрдо:

– Я лучше.

– Несомненно. Так будем включать книгу в программу Школы?

– Обязательно. Пусть читают – и станем обсуждать!

– Хорошо. Жду ваши соображения в письменном виде, как договорились… Ещё раз, Маргарита Андреевна: в ситуации с Таисией ваша роль – ведущая. Надеюсь на вас. А теперь ступайте, займитесь своими делами. У вас же есть в Куйбышеве какое-то дело, как я понял? Так не теряйте времени!

Мгновение Марго поколебалась, рассеянно глядя начальнику в лицо, будто прикидывая, стоит ответить ему пространно или покороче. Затем она коротко поблагодарила и ушла. Николая Ивановича это устроило: ждали отложенные с утра дела, а глаза слипались. Скорее выпить чаю, заваренного крутым кипятком, – и к делу!

Те, кому было поручено, впоследствии доложили, что Маргарита Андреевна в Куйбышеве никуда больше не ходила, ни с кем не встречалась: завалилась спать, а с рассветом, как метель стихла, улетела. И никакого специального интереса у неё в резервной столице не нашлось. Выходит, ошибся. Ну что ж, тем проще. Значит, радовалась случаю поменять обстановку, повидаться с коллегами из Лаборатории. Тяжко женщине на войне. Даже такой, как Маргарита Андреевна.

На следующий день я с удивлением встретила Ульриха в коридоре гостиницы, служившей мне домом. Оказалось, что он тоже получил здесь комнату. Его родители жили в Потсдаме, и ежедневно ездить в такую даль на службу ему надоело. Было похоже на то, что он поставил себе задачу более плотно опекать меня, чтобы оградить от влияния своих коллег-конкурентов.