Максим Астапов - Земля без радости [СИ]

«Все человечество — это единая и неделимая семья, и каждый из нас несет ответственность за заблуждения других. Я не вправе отделять себя даже от самой жестокой души».

Достаточно спорное высказывание. Пара десятков моральных выродков возомнивших, что они могут решать судьбы народов и есть человечество? Или это лучшие представители? В таком случае, человечество, как оказалось, не способно решить ни одной своей проблемы.

Сгорели страны, а вместе с ними и предрассудки. Сгорело все — хорошее и плохое. Но самое страшное сгорели люди.

Самоубийственная ядерная война не оставила шансов. Никому. «Мирный атом» уничтожил настоящее и предрек жизнь без будущего. Глобальный голод и эпидемии выкосили большую часть переживших Армагеддон. Химическое и биологическое оружие вкупе с радиацией до неузнаваемости изменили природу. Загрязненная атмосфера, кислотные дожди плюс огромные территории выжженной бесплодной почвы и отравленной воды приводят к логическому итогу… Агонизирующая планета порождает сотни неизвестных до селе видов тварей.

Развалины городов, огрызки промышленности, руины военных баз и зола забивающая душу — это все, что осталось самому страшному монстру, которого когда — либо видела Земля.

Процветает насилие и людоедство. Не прекращающиеся войны за чистые территории, провизию и лекарства уполовинили и без того не великое число уцелевших. Наступает всеобщее одичание и упадок.

И в этом мире живут ПОСЛЕДНИЕ ИЗ НАС.

«Я не знаю с каким оружием будет Третья мировая война, но я знаю точно, что Четвертая мировая будет с камнями и палками» Альберт Эйнштейн.

«Земля без радости» — подумал он, изучая местность, лежащую перед ним. Когда-то он читал произведение с таким названием, но это было давно. Еще до Третьей Мировой… Да и какая теперь разница чье и когда. Задумчиво посмотрев, на гряду невысоких холмов возвышающихся на западе, полез в кармашек комбинезона за предусмотрительно снятым с винтовки оптическим прицелом. Пропавший две недели назад отряд поисковиков шел именно этим маршрутом. Хруст ветки мгновенно оторвал его от созерцания окружающих «прелестей». Присев, и развернувшись в ту сторону, откуда послышался шум, он напрягся и затаил дыхание. Выследили? Удивительно. Но надо отдать им должное, молодцы. Правой рукой потянулся за лежащим рядом «каштаном», мимолетно подумав о заканчивающихся боеприпасах. Из зарослей, пригнувшись в строгом порядке в виде клина, выдвигалась группа хорошо экипированных бойцов. Двигались бесшумно. Почти… Подстраховывая и прикрывая друг друга, начали спускаться в долину. «Самоубийцы», — подумал он и усмехнулся. Настолько уверены, что он у них в руках и не выслать впереди основной группы разведку? Уйти или все-таки остаться… Он пошевелился и замер. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в бордовый цвет. Ветер стих. Мертвая тишина, казалось, начинала вдавливать в землю. Если возвращаться то сейчас, тогда он еще успеет добраться до Лежбища. Неспешно перетекая с холма на холм, проскользили тени пролетающих сирен. Хлопок! Еще один! Группа, за которой он наблюдал, ощетинившись оружием, палила во все стороны и потихоньку пятилась. Две фигуры отделились от основного отряда и побежали. Что-то промелькнуло. Потом еще раз. Оба бойца упали. На доли секунды над их телами замерло нечто. Наптеры! И в одно мгновение все стихло, внизу не оказалось ни тел, ни этого, неизвестно откуда взявшегося, «бесшумного ужаса». Все. Они обречены. Он опустил на лицо маску с очками, развернулся и, пригнувшись, побежал. До того как двери Лежбища закроются, оставалось примерно полчаса. Должен успеть.

Тяжелые железные створки дверей, жалобно скрипя, протестовали, не желая воссоединятся. Но двое парней в грязных маскировочных костюмах, неумолимо тянули их навстречу друг другу. Он успел проскользнуть в оставшийся узкий проем и, не обращая внимания на оторопевших «швейцаров», направился к своему лежаку.

Ухмыляясь, отвесил «смачный» пинок по обтянутому синими трико тощему заду, обладатель которого что-то пытался найти на его койке, тщетно водя руками по аккуратно застеленному покрывалу.

Мужичок испуганно взвизгнул, приложился плешивым затылком о второй ярус и тут же жалобно заголосил еще даже и не видя своего истязателя.

— За чтооо???

— Я предупреждал тебя не шариться по моим вещам?! — он угрожающе навис над превратившимся в испуганный дерганный комок мужиком.

— У нас с тобой контракт! — тот быстро-быстро заверещал подслеповато щурясь. — А ты не докладываешь когда приходишь. Откуда я узнаю принес ты заказ или нет.

Поисковик раздраженно цыкнул. Контракт… Одно слово, а не контракт. Месяц назад, Дуремар, — это мужик с плаксивым видом напротив, сел своим многострадальным задом на собственные же оптические очки. А поскольку при занимаемой им в Лежбище должности завхоза зрение ему требовалось зоркое, он и подошел с этой проблемой к ближайшему поисковику которого смог разглядеть своими подслеповатыми глазками.

Кто ж знал, что такой плевенький контракт окажется таким проблематичным.

— Конечно. Я бы положил его под свою подушку! — издевательски перебил его поисковик, открывая дверцу стоящего сбоку от койки шкафчика. — Значит так! — он кинул на кровать рядом с мужиком, пачку антибиотиков в таблетках. — Твой задаток я возвращаю. Контракт аннулирую.

— Не имеешь права! — заголосил Дуремар. — Согласно Кодексу контракт может аннулировать только заказчик! Я доложу Грешнику и потребую Суда Чести…

— Имеешь полное право. Но смотри, мне придется рассказать о твоем крысятничестве…

— Аааай… — Дуремар в бессильной злости сжал худые кулачки, схватил коробку и, увернувшись от очередного пинка, скрылся из виду.

Поисковик отцепил тонкую цепочку с висевшей на ней табличкой «ЗАНЯТО», повесил на крючок надоевшие очки и, наконец присел, с удовольствием вытянув ноги. По договоренности с местным главой за ним всегда числилось свободное место, а также имелся еще ряд весьма удобных привилегий. Он окинул взглядом довольно просторное помещение, тускло освещенное мерцающими время от времени лампами под полукруглым сводом. Стены со свежими кляксами цементного раствора. Расставленные вдоль них двухъярусные металлические кровати, а между ними ряд столов, упирающийся дальним концом в перегородку из белого кирпича. На которой черными ровными буквами выведено, как его здесь называли правило трех У:

Украл.

Убил.

Умер.

Каждому из новоприбывших, незнакомого с местными нравами, не тратя слов указывали на эту стену.

Поисковик достал из бокового кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул, и устало задумался над наспех накарябанным на нем двумя рядами бессмысленным, на первый взгляд, набором заглавных букв.