Иван Байбаков - 1941 – Бои местного значения [litres]

Вот на этом лесисто-луговом плацдарме с глубокого вечера вчерашнего дня, разослав по округе своих кавалеристов в качестве дозоров, Сотников, осуществляя общее руководство засадой, предоставил Гаврилову и Давыдову возможность проявить свои профессиональные качества в области расстановки и маскировки вверенных огневых средств. А сам, следуя полученным от командира инструкциям, организовал размещение в сосновнике, выходящем к реке, специально отобранных по критериям ловкости и точности метателей гранат, причем «в двух уровнях» (на земле и на деревьях, на специально для этого сделанных помостах), а также пулеметных точек и расчетов бронебойщиков с трофейными немецкими противотанковыми ружьями. Правда, лейтенант Иванов, передавая Сотникову расчеты бронебойщиков, сразу сказал, что они, скорее всего, будут излишни, огневой мощи хватит и без них, но ничего – много не мало, да и пусть пока «потренируются на кошках».

Потом броневые силы. Их старший сержант Гаврилов, на взгляд Сотникова, расположил весьма… нетрадиционно, совсем не так, как учили в кавалерии использовать приданную бронетехнику перед войной. Казалось бы, дорога выходит из леса и, повернув почти под прямым углом, идет вдоль реки, а на противоположной стороне реки широкий луг. Сама по себе напрашивается лихая атака во фланг вывернувшей вражеской техники, вывод ее из строя сосредоточенным огнем 45-миллиметровых орудий броневиков и крупнокалиберных башенных пулеметов двух танков Т-40, выделенных Гаврилову командиром «во временное пользование», как он сказал. Но нет – никакого тебе сосредоточенного расположения, предназначенного для стремительного атакующего рывка, никакого мощного огневого удара. Мало того что вся бронетехника разместилась в хорошо замаскированных окопах с мощной древоземляной обваловкой, так что наружу торчат только концы стволов башенных орудий и башенных же пулеметов, так она еще оказалась распределена по лугу и даже частично по лесу, имея свои секторы стрельбы и четко оговоренные условия как открытия, так и прекращения огня. Вчера лейтенант Иванов, тщательно и подробно оговаривая эти условия, объяснил необходимость таких сложностей тем, что засада планируется не обычная – в стиле постреляли-убежали, а основательная и долговременная, чтобы как минимум до конца дня никто сквозь нее к лагерю пленных и далее вслед за ними прорваться не смог, да еще и с прицелом на захват по возможности вражеской бронетехники в относительно целом состоянии, пригодном хотя бы для буксировки.

Артиллерия, под персональным руководством капитана Давыдова, тоже размещена хитро, в два эшелона, причем не в чистом поле, а в окопах с хорошей маскировкой, в том числе с использованием растущего тут и там на лугу подлеска и кустарника. И тоже имеет свои, внятно оговоренные лейтенантом Ивановым, условия вступления в бой. Туда, кстати, Сотников даже и не пытался лезть, справедливо рассудив, что командиру видней, а он в этом пока совсем ничего не понимает. Но себе в памяти сделал мысленную зарубку внимательно понаблюдать работу артиллерии и уточнить потом неясные моменты… для общего развития.

В результате, после интенсивной ночной суеты, наполненной пилкой деревьев и масштабными земляными работами, практически все уже было готово к тому, чтобы на отлично подготовленной позиции несколько раз хорошенько «засадить» самонадеянным фашистским воякам, которые кинутся на выручку своим избиваемым и убиваемым возле лагеря советских военнопленных сотоварищам. Остались заключительные мероприятия, типа кое-где чуть подправить маскировку да поудобнее обмять боевую позицию, а потом – только ждать. Впрочем, ожидание лично для Сотникова было отнюдь не тягостным – наоборот, он сейчас радовался каждой минуте затишья, снова и снова проглядывая свои вчерашние наброски описанных командиром различных вариантов действий немцев и соответствующие им варианты действий засады, осмысливая последовательность своих команд. Тем же самым занимались и Гаврилов с Давыдовым, повторяя каждый свои инструкции…

Старшему сержанту Гаврилову было, пожалуй, проще всего. Он и лейтенанта Иванова дольше всех знал, и повоевать с ним успел. Через тот бой даже в командовании и звании вверх прыгнул, автоброневой взвод принял. Да и потом лейтенант Иванов постоянно вопросики разные подкидывал, тактические ситуации использования брони – причем не только его пушечных броневиков, но и самой разной брони, в том числе трофейной. Подбрасывал, с их осмыслением и решением помогал. Так что за эти пару дней Гаврилов многое понял и осознал совсем по-другому, чем их учили перед войной. И многое из того, что говорил командир и что противоречило, шло вразрез со всем, чему его и остальных специалистов автобронесил учили перед войной, теперь было уже и понятным, и логичным. Броню всю и всегда маскировать, при малейшей возможности окапывать, а если возможности окапывать нет, делать обваловки из мешков с землей, усиливая их подручными средствами? Это теперь и понятно, и логично – чай, не наступаем, а в обороне и дополнительная защита, и маскировка никогда лишними не будут. Связью активно пользоваться? Тоже понятно теперь, когда командир разъяснил и наглядно показал, как это важно и полезно в современной маневренной, быстротечной войне. Использовать каждую единицу бронетехники в соответствии с ее особенностями? И это теперь понятно: легкими танками да броневиками с их тонкой броней не след в лобовые атаки ходить, под немецкие противотанковые средства понапрасну подставляться. Словом, никаких сомнений или неуверенности перед предстоящим боем старший сержант Гаврилов не испытывал, только легкий нервный мандраж и нетерпение – скорей бы все началось…

Капитану Давыдову было значительно сложнее, поскольку к нетерпеливому ожиданию боя примешивалось еще и сильное волнение. Он ведь, хоть и приняли вчера его с его бойцами неплохо, да и лейтенант Иванов уже похвалил пару раз, в этом отряде пока все еще был не своим, «пришлым»: появился совсем недавно, себя пока никак не проявил, в бою вместе с ними не был. Отсюда и волнение – как оно все сложится в новом отряде? Нет, не то чтобы он волновался за слабую подготовку и низкое мастерство своих артиллеристов или свою. Сам он – именно кадровый артиллерист, после окончания Ленинградского артиллерийского училища и послужить, и повоевать именно в артиллерии успел, Халхин-Гол в полковой артиллерии застал, потом, в Зимней войне, уже командиром расчета тяжелой гаубицы укрепления линии Маннергейма прогрызал. И здесь, в Белоруссии, приняв батарею в отдельном артдивизионе 45-миллиметровых пушек, ни себе, ни своим подчиненным спуску не давал, каждую свободную минуту боевой учебе отводил. Но на войне случайности неизбежны, вот и не хотелось бы, чтобы глупая случайность испортила его первый бой в новом отряде. Да и засада эта… необычная, прямо скажем, засада, и по задачам – несколько боев выдержать, да еще и вражескую технику отбить, по возможности, целой, – и по составу сил и средств. Это, кстати, еще один повод для волнения – командирские таланты и знания своего нового командира он пока мог оценить только со слов других, пусть эти другие и хвалили его на все лады. А как оно на самом деле обстоит, только сегодняшний бой покажет. Хотя, судя по обширным и понятным объяснениям лейтенанта Иванова, вроде все хорошо сложиться должно…