Даниэлла Роллинс - Украденное время

Ему вдруг вспомнилась Дороти, стоящая посередине поляны в лесу неподалеку от церкви. Вспомнилось, как она молила его: «Увезите меня отсюда. Пожалуйста».

Он правильно сделал, что не взял ее с собой тогда. Но бросить ее теперь было равносильно тому, чтобы своими руками лишить ее жизни.

Да, пожалуй, Эш был мерзавцем. Но убийцей – точно нет.

– С другой стороны… – продолжил Уиллис, сосредоточенно разглядывая начертанные краской слова. – Не отказался бы я насолить Роману.

Он немного помолчал, задумчиво подергивая усы. А когда вновь заговорил, в голосе прозвучала неожиданная решительность.

– Есть у меня один приятель – когда-то он занимался закупками для циркачей. Так вот, он рассказывал про гараж, через который можно пробраться ко входу в подвал отеля. Охраны там нет.

– Почему ты мне раньше об этом не рассказывал? – спросил Эш. Все его мускулы тут же напряглись.

– Решил приберечь эти сведения на крайний случай. Не хотел, чтобы ты врывался к ним ни с того ни с сего, лишь потому что знаешь о потайном ходе.

Эш нахмурился. Трудно было сказать, что задело его сильнее: само допущение, что он способен на такую дурацкую выходку, или обидная фраза «ни с того ни с сего».

– Но теперь «крайний случай» настал, как я понимаю? – уточнил он.

Вместо ответа Уиллис принялся разминать пальцы и звучно щелкнул суставами.

Это было красноречивее любых слов.

Дороти открыла глаза. Потолок так и заплясал перед ней. Сперва он рассыпался на дюжину юрких серых теней, но потом вновь увиделся целиком. Она заморгала, и в голове вдруг запульсировала боль. Простонав, Дороти прижала руку ко лбу.

– Пистолет, – сказала она вслух. Ей живо вспомнился маленький черный предмет в руке незнакомца, тихий металлический щелчок взведенного курка.

Нет! Она нервно отдернула руку от лица и принялась ощупывать тело под мешковатой одеждой.

Ни ран, ни крови, ни боли – ничего. Стало быть, в нее не стреляли. Дороти вытянула руку вдоль тела, расслабив пальцы. Ну что ж, чем не повод для радости? Нужно учиться радоваться даже таким мелочам.

Она снова открыла глаза, и на этот раз потолок остался на своем месте. Еще одна маленькая победа! Дороти радостно вскинула голову, но тут же поморщилась от нового приступа боли. Она лежала на белом стеганом одеяле, желтевшем по краям. Рядом стояла еще одна кровать, покрытая таким же одеялом, но пустая.

«Так это отель!» – догадалась она. Они с матерью часто останавливались в таких по пути на запад. Как правило, в них всегда было чисто, уютно, а окна и двери можно было открыть без особого труда. Стало быть, и теперь паниковать нечего.

Дороти глубоко вдохнула и села. В воздухе повис терпкий запах сигаретного дыма, и она невольно закашлялась. Запах пробудил воспоминания – ненавистные воспоминания, которые она так хотела оставить в прошлом. Ее похищают уже не в первый раз. Много лет назад какой-то пьяница утащил ее за собой, пока они с матерью разыгрывали очередную аферу. В тот вечер в баре было дымно и душно, а в воздухе висел мерзкий запах гнилой рыбы. Посетителей было много, и по залу то и дело разносился чей-нибудь смех или вопль. Дороти вспомнилось, как она кричала, умоляя мать о помощи, пока незнакомец тащил ее через весь бар на улицу, и как ее голос тонул в хмельном шуме.

– Настоящий мужчина забирает что хочет! – проревел ее похититель, недобро косясь на свою пленницу. Он держал ее крепко – так крепко, что пальцы оставили на коже синяки. Миндальничать с ней он явно не собирался.

«Красота обезоруживает», – подумалось тогда Дороти. Ей было всего двенадцать, но этот матушкин урок успел плотно засесть в памяти. Дать отпор она никак не могла: не хватало сил – и потому просто заглянула похитителю в глаза и одарила его ослепительной улыбкой – той самой, которую Лоретта заставляла ее отрабатывать до боли в щеках. В конце концов хватка заметно ослабла.

Свой побег Дороти помнила смутно. Помнила только, как она со всей силы пнула незнакомца между ног и как кинулась прочь, хотя движения сильно сковывали тяжелые юбки и тугой корсет. Мать ждала ее в баре и встретила дочь странным взглядом. Трудно было понять, что именно он выражает. Тяжело дыша от долгого бега, Дороти опустилась на стул рядом с Лореттой.

– Почему ты за мной не побежала? – спросила она у матери. Эта мысль не покидала ее всю дорогу до бара, когда она неслась что есть мочи, то и дело тревожно оглядываясь, чтобы проверить, не преследует ли ее уродливый незнакомец.

Мать поднесла к губам стеклянный бокал с бренди.

– А как ты это узнала? – уточнила она.

Дороти не ответила. Но она была уверена, что не ошиблась – уверена твердо, точно маленький ребенок, который точно знает, что мама непременно заглянет к нему перед сном, чтоб подоткнуть одеяло. Ей вспомнилось, как истошно она вопила, когда похититель потащил ее на улицу. Неужели мать не слышала?!

Лоретта поставила напиток на барную стойку, и янтарная капелька скатилась с края бокала на деревянную поверхность. Она поймала ее пальцем и поднесла к губам.

– Охотники до твоей красоты найдутся всегда, – сказала она. – Я хотела убедиться, что ты в силах себя отстоять. В нашем мире трусам не место.

«Охотники до твоей красоты найдутся всегда». Тогда-то Дороти впервые осознала, что ее красота – это самое настоящее проклятие. Почувствовала себя мишенью.

Усилием воли она заставила себя отвлечься от воспоминаний о том, как матушка слизывает бренди с пальца, и сосредоточиться на комнате, в которой оказалась. Собственные бессилие, одиночество и злость душили ее.

Но к этим чувствам примешивалось еще одно: Дороти ощущала себя не вполне человеком, скорее вещью, которую можно присвоить. Неодушевленным предметом, которым можно вертеть, как душе угодно.

Невыносимое чувство. Она пообещала себе, что однажды непременно станет сильнее и уже никому не позволит так с собой обходиться.

Ну а пока нужно выбираться из комнаты.

В ней было целых четыре двери: две слева, одна в дальней стене и одна справа. Дороти с трудом поднялась с постели, едва не запутавшись в собственных ногах, и подошла к первой двери. За ней оказалась уборная. За второй – большой стенной шкаф. Третья и четвертая были заперты. Ну конечно.

Дороти ругнулась вполголоса и огляделась. Комната – судя по всему, намеренно – была обставлена обыденно и безлико. Белые стены и постельное белье, синие стулья и синие занавески. Взгляд наткнулся на комод, покрытый толстым слоем пыли. Дороти тут же принялась рыскать по ящикам, несмотря на дрожь в руках. Но они оказались пусты – и от досады она даже не потрудилась их закрыть.

И только в последнем она обнаружила записную книжку в кожаном переплете, с золотым обрезом. И, конечно, тут же достала ее и открыла.