Александр Плетнёв - Линкоры [litres]

Вспомнив об этих предупреждениях, флайт-лейтенант лег на крыло, отворачивая с набором высоты, делая полный разворот. Снова то замигал, то стал пропадать индикатор обнаружения цели – впереди шел на бреющем самолет противника. Потянув ручку увеличения тяги, тем самым дав самолету приличный пинок вперед, Бенсон быстро нагнал биплан. Выровнял скорости, медленно сокращая расстояние.

О! Чуть правее еще одна «этажерка» – тянет, скользя над самой водой, к своим кораблям.

Еще раз быстрый взгляд на приборную панель: из оружия остались – две пушки, две бомбы, в глаза снова бросились навязчиво неприятные показания количества топлива и таймера точки невозврата. В наушниках буркнул голос напарника – он-де справа позади, идет ведомым.

«Пушками это даже интересно», – подумал флайт-лейтенант, вгоняя маневрирующий ниже беспомощный самолет в центр паутины электронного прицела. За весь сегодняшний воздушный бой он первый раз видел противника так близко. Бенсон успел даже разглядеть дыры от попаданий на плоскостях, один из самолетов слегка дымил.

«А-а-а! Получили, узкоглазые!» – превосходство и легкое злорадство, не более.

Неожиданно в задней кабине биплана заплясали оранжевые огонечки, и к британскому истребителю потянулся тоненький ручеек трассеров.

– Ах ты! – воскликнул флайт-лейтенант. – Да у него там стрелок!

Неожиданно сквозь звукоизоляцию шлема в уши ударил тупой звук – фонарь кабины впереди покрылся мелкими трещинами.

– Ничего себе! – От неожиданности потянув ручку на себя, он взвинтил истребитель вверх. И только щеки тряслись, оттягиваясь вниз от перегрузки, да внутренности запротестовали, спрессовываясь в натренированном теле.

– Седьмой, что у тебя? – голос «ведомого» в эфире.

– Фонарь поврежден.

– Выполняем приказ и уходим.

– О’кей!

Пилоты распределили цели, заходя на рубеж атаки.

«Мусаси», обильно пустив дымовую завесу, менял курс.

Наступило некое затишье, и только где-то из-за «вне пределов видимости» долетали звуки реактивных двигателей британских самолетов.

Эскадра подстраивалась под израненный «Конго», сбавив ход – с крейсера просигналили, попросив отсрочки для восстановления корабля после атаки, обещая исправить повреждения.

Воспользовавшись этим затишьем, командный состав флагмана поднялся на мостик. Именно в этот момент сигнальщики доложили, что впереди по курсу линкора наблюдают приводнившийся гидроплан.

В другой бы раз заниматься спасением экипажа поручили эсминцу эскорта…

Командир корабля, опустив бинокль, обратился к адмиралу:

– Самолет выглядит вполне целым…

– И что?

– У нас на борту не осталось ни одного. Разведчик нам не помешает… как там все в дальнейшем сложится, неизвестно.

Ибо Такахаси лишь с сомнением повел головой, со странной отстраненностью махнул рукой: де, «делайте, что считаете нужным», ничего более не сказав, покинул мостик.

Капитан 1-го ранга Тосихиро Иногути не успел еще отдать новых распоряжений, как неожиданно впередсмотрящий разглядел еще кого-то за бортом, крикнув:

– Вижу еще двух человек в воде на два румба вправо!

– Это, вероятно, экипаж с утонувшего самолета. Был еще один гидроплан, – тут же пояснил штаб-офицер, – можно и этих подобрать, но на такой скорости мы проскочим мимо.

– Машинам – стоп! Полный назад! – реакция командира была мгновенной.

Резко звякнуло устройство машинного телеграфа.

– Право на борт!

Наверное, в этом было какое-то провиденье богов или просто высшая справедливость. Идущие на выручку многотонной махиной неполные 2500 человек экипажа (минусуем погибших) к двум барахтающимся в холодной воде совершили те эволюции и маневрирования, которые вкупе с другими не менее важными факторами способствовали, возможно, общему выживанию всего корабля.

Уж по крайней мере избежать весьма серьезных повреждений.

Перед глазами у флайт-лейтенанта Бенсона, невольно косящегося на паутину трещин в лобовом блистере, злобно замигал маркер цели – до избранного компьютером варианта целей оставалось менее десяти километров, но он не мог атаковать: лазерная указка наведения плясала по мини-монитору, не желая четко определиться с захватом цели.

Низкая облачность, мешающая оптимальному сбросу бомб, запас топлива, испорченный фонарь кабины заставляли флайт-лейтенанта нервничать и делать ошибки.

Наконец визир гермошлема запульсировал – вот оно!

Самолет, еще пройдя секунды в горизонтали, медленно задирая нос, набирал высоту.

Возможно, он переусердствовал.

Скорей всего, уж слишком он хотел выполнить все безукоризненно и четко.

Палец уже дрожал на кнопке сброса. Истребитель-бомбардировщик слегка тряхнуло, непроизвольно пилот дернул ручку управления на себя – «ах, по нему стреляли зенитки этих допотопных самураев!», но после расколотого блистера самоуверенности в голове британца поубавилось, стало… не то чтоб совсем, но страшновато.

Перед носом самолета, совсем близко, вспухла белая шапка разрыва зенитного снаряда. Резко потянув ручку управления рулями высоты, он бросил!..

Бросил самолет с перегрузками вверх и…

…И бомбы.

– Черт побери! – Он только сейчас сообразил, что отпустил бомбы почти в режиме кабрирования. Получив лишний подскок вверх, головка наведения УАБ [37]пыталась парировать лишнюю высоту, и ей бы это удалось, но…

Два огромных столба воды встали слева в тридцати метрах от узкого носа линкора, оседая, окатив пеной палубу корабля аж до полубака. Линкора, который, уже завертев винтами в реверсе, успел сбавить ход до неполных 8 узлов… можно сказать, ради двух летчиков.

Надрывающийся в восходящем маневре «Харриер» вдруг выдал пилоту серию предупредительных сигналов – «недопустимые нарушения конструкции».

Полученные ранее маленькие дырочки от пуль 7,7-мм калибра с оборонительной кабинки патрульного гидросамолета F1M, после ряда маневров и перегрузок, вызвали нарушение несущей конструкции. О чем, собственно, верещал бортовой компьютер.

На восходящем вираже «Харриер» стал терять стабильность – от наплыва правого крыла, получившего снизу рваную дыру, под напором встречного потока воздуха стали отлетать куски дюраля. Ему вторил обтекатель подкрыльной стойки шасси на той же плоскости и тоже с дырками в обшивке. От их совместных усилий завибрировало все крыло и попросту стало разваливаться, сначала отлетел элерон, сорвав лоскуты обшивки в хвостовой части фюзеляжа, обнажив отсек радионавигации, досталось правому цельноповоротному стабилизатору и килю. Самолет вдруг резко начало тряси и болтать с тяжелыми перегрузками, доводя пилота до обморочного состояния. Никто бы его не упрекнул за естественное и отработанное до инстинкта выживания движение к рычагу катапульты.