Макс Мах - Попаданец — лучшее (сборник)

– Лиза, мы с майором Седжвиком давно и хорошо знакомы…

«Господи! Ну, что у тебя за друзья, Яша? Ты что, совсем не разбираешься в людях?! Кого ни возьми, все мерзавцы. Или у вас других нет? Но ты-то не такой, я знаю!»

– Он зашел ко мне, так как знал, что я нахожусь в Шлиссельбурге. Визит вежливости, если это тебе так важно.

– Вы говорили обо мне?

– Ну, разумеется, Лиза! Он спросил, чем я так долго занимаюсь в Себерии. Я сказал, что здесь живет моя невеста. Он спросил о твоем имени. Я ответил. Слово за слово, я стал рассказывать о тебе. А что, нельзя?

– Можно… Он интересовался нашими планами? Встречаемся ли мы сегодня или завтра? Вернулась ли я в город?

– Ты его в чем-то подозреваешь?

– Только в том, что он организовал на меня нападение.

– Глупости! Лиза, этого не может быть! Седжвик джентльмен!

«Джентльмен? Господи, Яков, ты не должен был этого говорить! Зачем же сказал? И что мне теперь с этим делать?»

– Считаешь, это достаточный повод, чтобы не верить себерской полиции? – Лиза взяла с прикроватной тумбочки и протянула ему розыскной лист.

– Ерунда! – отмахнулся Яков, просмотрев листовку. – Это какое-то недоразумение! Зачем бы ему нападать на тебя. Вы даже не знакомы!

– Ошибаешься, Яков. Мы знакомы. Только тогда его звали иначе. Твой Седжвик это мой капитан ван Россом. Пират, бандит и убийца. Я, кажется, тебе рассказывала…

– Ты не могла ошибиться? – снова нахмурился Паганель. – Это серьезное обвинение, Лиза. Очернить человека легко, вернуть ему честное имя гораздо сложнее. Я должен с ним поговорить. Он джентльмен, и я не верю… Возможно, есть какое-то другое объяснение…

– То есть моего слова тебе недостаточно? – Ее словно по лицу ударили.

«Мое слово против его… И кому ты поверишь?»

История повторялась. То же самое произошло тогда во Владимире. И ведь Паганель ей не чужой. Он, несомненно, ее любит, и все-таки не может поверить ей на слово. Не может согласиться с тем, что люди, которых он знает как джентльменов, способны на злодейство.

«Он просто наивен, как детя. Искренен… За это я его и полюбила», – Лиза пыталась успокоить себя, но у нее ничего не получалось.

«Он просто не знает, как это бывает в жизни!» – Но Лиза знала одно жестокое правило юриспруденции и, к сожалению, должна была с ним согласиться. Незнание законов не освобождает от ответственности.

Сердце уже не болело. Оно разрывалось. И слезы стояли в глазах.

– Уходи! – сказала она. – Уходи, Яков!

– Лиза! – вскинулся он, все еще ничего не понимая.

– Уходи и не возвращайся! – сухо повторила она.

– Но почему?

– Потому что я не глупая шотландская барышня, Яков, – взорвалась она, дав волю бушевавшему в ней гневу. – Я офицер Флота Себерии. И если я говорю тебе, что твои друзья подонки, ты должен мне верить. Мне, а не им. Ты должен испытывать стыд за то, что знаком с этими людьми, и не смог понять, кто они на самом деле. Но ты мне просто не веришь! Они джентльмены, и потому на них распространяется принцип презумпции невиновности. А на меня нет. Меня ты подозреваешь в наивности и глупости. Ведь я женщина, не так ли?

– Лиза, но согласись, такие обвинения…

«Господи! Ты так ничего и не понял!»

– Ты не понимаешь, Яков, – покачала она головой. – Не способен понять. Уходи!

Лизу выписали из больницы через два дня. Не было больше причин держать ee в стационаре. Все равно ведь никто – даже консилиум медицинских светил – ничего определенного о состоянии Лизы сказать не мог. Ингиберин, которым ее отравили, нашли в Лизиной крови в первый же день, но, к удивлению специалистов, лишь в следовых количествах. Посовещавшись, токсикологи пришли к выводу, что все дело в ускоренном метаболизме пациента. Получалось, что Лиза просто переварила по-быстрому это чертово зелье, и все, собственно. Другое дело, как Лиза вообще пережила такую дозу? Шпионы – если, разумеется, это были английские шпионы, а не кто-нибудь еще – явно ошиблись в своих расчетах, если, разумеется, преследовали именно ту цель, которую озвучила полиция. Такое количество ингиберина, какое вкололи Лизе, должно было убить ее на месте. Однако смерть от удушья не наступила. На вопрос, как это возможно, вызванный из Военно-медицинской академии профессор ответил просто:

– А вы просмотрите ее историю болезни, коллеги! Елизавета Аркадиевна у нас своеобразный медицинский феномен. Демонстрирует невероятную живучесть! Просто невероятную!

Ну, а с метаболизмом еще проще. Оказывается, Лизин обмен веществ был способен не только переваривать значительные количества алкоголя и наркотиков, – о чем Лиза уже догадалась и сама, – он, похоже, разложил на составляющие даже такую боевую химию, как ингиберин. Оттого и действие препарата оказалось не столь сильным и длительным, каким должно было быть. Впрочем, все эти объяснения подлинно научными считать нельзя. Всего лишь гипотезы, домыслы, и ничего более. Однако, так или иначе, но по факту Лиза была здорова, и в конце концов ее выписали.

Оказавшись дома одна, она, словно тигр в клетке, долго моталась по комнатам своих необъятных апартаментов, не находя себе места, но звонить никому не стала. Собрала вещи, села в «Кокорев» и уехала в Кобонский Бор. Добралась до мызы, когда уже капитально стемнело, но оно и к лучшему. Никого не встретила и никому не попалась на глаза. Чистое инкогнито. Мистер Икс гребаный, или, вернее, больная на всю голову миссис.

До двух часов ночи Лиза приводила в порядок дом, в котором не жила целую вечность. Потом парилась в бане и пила самогон, оставшийся с тех времен, когда она закатывала здесь, на мызе, веселые гулянки с друзьями Нади и Клавы. Из бани вышла усталая и разомлевшая с жару. Упала в кровать, натянула на себя одеяло и провалилась в сон.

Следующие восемь дней она сидела в Кобонском Боре безвылазно. Смотрела радиоскоп – так здесь называли телевизор, – читала книжки, гуляла по лесу, купалась в реке. Простая жизнь без затей. Прекрасная возможность « остановиться и оглянуться ». Понять, осмыслить и примириться с тем, что у нее есть, чтобы не скорбеть бесконечно о том, что безвозвратно потеряно.

Первым в списке потерь стоял Паганель. Он был хорошим человеком – Лиза в этом нисколько не сомневалась, – но оказался чужим. Любить Джейкоба она могла – и он был более чем хорош в постели, – но вот остаться с ним никак не получалось. Ей было хорошо с ним, пока их отношения не перешли на тот уровень, который предполагает полное взаимопонимание и уж тем более – доверие. Но именно взаимопонимания и доверия между ними не возникло. Можно было плакать или еще что, но, по сути, жалеть об этой потере не стоило. Лучше раньше, чем позже. Было бы печально осознать все это однажды в недалеком будущем, являясь уже леди Паганель.