Ярослав Зуев - 4891

Едва услыхав это имя, Голова снова вскочил, как ошпаренный.

— Рама?! Вот те раз…

В далекой юности Головы, проведенной в Теплицах за окучиванием картошки, так звали бригадира, приглядывавшего, чтобы никто из аграрных стройбанов не отлынивал от работы. Сложение у Рамы было богатырским, собственно, именно благодаря внушительной комплекции он и заслужил свое уважительное прозвище.

— Тихо, хлопци, ша, Рама идет! Сейчас снова когось пыздыть будет! — испуганно восклицали стройбаны, стоило лишь исполинской фигуре бригадира замаячить в проходе.

Когда Голова узнал про Раму, у него отпали последние сомнения в правдивости рассказанной Ханыгой истории. Следующую, подкинутую ему, он схавал, не запивая. Она была про три семечки, оброненные Рамой в Кур1не, где они, позднее, дали всходы — три дивной красоты подсолнуха. Слушая Ханыгу, Голова столь лихорадочно потирал взопревшие ладони, что у него образовались волдыри. Между тем, то было только начало. Захватив воображение собеседника, Ханыга с легкостью доказал ему, что курцы и арии — ближайшие родичи, а Голова, соответственно, десятая по счету и последняя по списку реинкарнация Архитектора, воплощавшегося то Брамой, то Вишней, то Рамой, то Кришной, и вот теперь, наконец, обернувшегося Головой и, следовательно, Мессией, чье призвание, согласно пророчествам, положить конец омерзительным домостроевским порядкам, заведенным в восточной части Дома злой мучительницей богиней Кали с последующим восстановлением истинных дхарм. Большинство затурканных обитателей Кур1ня, как и следовало ожидать, почти ничего не поняли из путаного текста, опубликованного официальной стенгазетой «Кашевой Курьер». Правду сказать, курцам, к тому времени, порядком остохренели чудачества Головы вместе с его крепчавшим день ото дня маразмом.

А вот в Соборе заметно занервничали, с лету почувствовав, куда гнет коварный Ханыга. Кто в Доме, руководствуясь его неумолимой логикой, годился на роль злобной людоедки Кали, если не проклятущая Опричнина Собора! Дупа был не лыком шит и тотчас разгадал намек. Да и болтовня Ханыги про Особый путь под водительством Рамы рубанул его ниже пояса, ибо поставила под сомнение выдуманный им Особый путь для Особопутят. В общем, чтобы не флудить, скажу прямо: Гелий рвал и метал. С чем и созвал экстренную пресс-конференцию, намереваясь порвать Ханыгу, как Тузик грелку. Чтобы гарантировать себе численное превосходство разом с феерическим успехом, Гелий призвал своих самых высокооплачиваемых последователей, прославленных журналистов с телеканала KIFE | NEWS ВоFFку Соловья, Диму Кислоту и АрхиМамонта. Все трое приглашенных деятелей культуры были тяжеловесами. Случись им одновременно обрушиться на худощавого Ханыгу — от него не осталось бы мокрого места.

Расчет Дупы оправдался. Сначала обольстительный ВоFFка зачаровал зрителей своим париком и чисто соловьиными трелями, затем Кислота прожег их словом Правды до дымящихся дыр, обратив в ядреный радиоактивный пепел, на закуску АрхиМамонт раздавил их неподъемным грузом сопричастности. Когда на сцене появился Дупа, ему оставалось лишь расставить акценты. Он умел это, как никто другой. Начав с явно поддельной оранжевой плащаницы с пятнами высохшей крови Спасателя, якобы обнаруженной в квартире Головы, когда там перекладывали паркет, и оказавшейся на поверку измазанной томатным кетчупом «Чувак», Гелий перешел к богине Кали. И, разобрав эту бестию по частям, аргументированно доказал, что никакая она не Опричнина, а Мама Гуантанамама мазерфакелов, феминистка, лесбиянка и дрянь, каких поискать. Далее перепало Ария-Варте, которую профессор Ханыга напрямую ассоциировал с Кур1нем. Тут Дупа превзошел самого себя. Не стал отрицать факта привала, сделанного ариями у нас, но, с чисто византийским коварством, перевернул факты с ног на голову. Включая голову Головы.

— Было дело, не спорю, останавливались арии в Кур1не, — согласился Дупа, пряча торжествующую ухмылку под окладистой бородой, выгодно оттенявшей его приверженность Особому пути. — Я вам даже больше скажу, товарищи, кто ж еще мог надоумить бандеровцев лепить из соломы мазанки, не сами же они додумались. Подучили арии их немного, собрали манатки и двинули дальше, искать свою Ария-Варту. Только никакая она не Ария-Варта была, а испокон века звалась Арией-Ватой, по имени наших великих предков — славных сидней, которые, как вы знаете, предпочитали ватники другой одежде. Ария-Вата, други мои, и есть наше исконное Беловодочье, священное для всякого стройбана местечко, где столько белой, что белка гарантирована даже трезвенникам…

Присутствовавшие в зале репортеры затаили дыхание и навострили уши, в надежде услышать точные координаты сказочного этажа. Но, не дождались. Дупа, нахмурившись, заверил их, что он, однозначно, является органичной частью Собора, но это все, что он может сказать из соображений секретности, чтобы уцелевшие живчики не пронюхали координаты и не срисовали святыню, как случилось в Перекраску со всеми прочими стройбанскими ценностями, включая отдельные духовные.

— Только беспокоиться за Беловодочье не надо, — успокоил заволновавшуюся было публику Дупа, пояснив, что кладовка взята под охрану Опричниной, и отныне ей ничего не грозит. — Все в целости и сохранности, хранится надежнее, чем в Федеральном Резервуаре. И будет там лежать вплоть до часа «Ч», когда мы им завладеем на законных основаниях. И, уж поверьте мне, сестры и братья, арии вы мои истинные, соборные, и водочки, и закусок там от пуза, всем хватит. Но, сперва — в Особый путь, друзья…

Сразу по окончании пресс-конференции, Дупа, весьма довольный собой, уселся писать фундаментальный труд «Почему в Пентхаусе столько кипежа из-за Китежа». Говорят, книга имела феерический успех у знатоков, но я ее не читал, поэтому ничего сказать не могу.

Не знаю, как там по части семечек, оброненных Рамой на пути в Ария-Варту, но наши правохоронители на посту трескают их самозабвенно, сплевывая лузгу на пол. Ею замусорено все вокруг в диаметре нескольких метров. Семечки густо рассыпаны повсюду, даже на развороте обтрепанного журнала учета, куда постовые записывают имена курцов, покидающих Кур1нь или возвращающихся домой. Кроме журнала, он, кстати, является документом строгой отчетности, на столе забитая под ободок жестянка с окурками и колода карт. Вот, собственно, и весь натюрморт. Над импровизированной пепельницей плавает сизое облако табачного дыма, отчего темные силуэты правохоронителей кажутся размытыми и даже отчасти эфемерными. Конечно, это всего лишь оптическая иллюзия, правохоронители — исключительно конкретные жильцы, исповедующие материализм высочайшей пробы. Забыть об этом — непростительная ошибка.