Ярослав Зуев - Новый Вавилон

— Вавилоном, — вполголоса молвил я.

— Совершенно верно, — подхватил Гуру. — Но, сколько бы вавилонских башен не построили земные владыки, начиная с зиккурата Навуходоносора из кирпича-сырца, продолжая известняковыми пирамидами на плато в Гизе и заканчивая нашим с вами Guru Building из армированного стальными прутьями бетона высшей пробы, Небеса остаются столь же далеки от них, как и когда далекие предки мистера Торча стояли на земле, опираясь на палку-копалку. Иначе, сэр Перси, и быть не может, ибо библейская лестница Иакова — есть восхождение человеческой души к источнику чудодейственного космического света, сопряженное с очищением от всего низменного. Грубо говоря, от налипшего к подошвам говна. Методика очищения — дана в моем учении, я зову его Этикой За Живые. И, уверяю вас, на этом пути никакому Торчу, а с ним — и самому Джону Пирпонту Моргану с Генри Фордом, никакие хитрожопые конвейеры с эскалаторами не помогут. А я — могу. Если, конечно, захочу. Таким вот способом изобретенная мной Этика приносит мне конкретные живые бабки. А без них, как вы уже не раз, подозреваю, удостоверились, пачки папирос не купишь, не то, чтобы организовать экспедицию в Амазонию…

— М-да, — завороженно протянул я.

— Наконец, есть и обратная сторона вопроса, чисто прикладная. Она состоит в том, что нувориши вроде мистера Торча остро нуждаются в легитимации своего положения. Близость к титанам духа, таким как я, полковник, обеспечивает им преклонение плебса. Сообщает нечто вроде статуса небожителя. При этом сам плебс получает лишний повод уверовать, что раз уж сам Торч ходит перед дядей Костей на полусогнутых, ему, то бишь — плебсу, сам Майтрея велел валиться предо мной на колени. Ничего не имею против, мой друг…

В дверь постучали. Гуру, вздрогнув, прервался.

— Войдите, — сказал он.

— Газгешите, Константин Николаевич? — из дверного проема сверкнули очки, нацепленные на длинный нос низкорослого щуплого человечка с физиономией классического счетовода, еще при жизни погребенного под грудами приходных и расходных ордеров, накладных, счетов-фактур и прочей аналогичной макулатуры, в которую рядится Американская Свобода, чтобы никто не узрел, что у нее под платьем…

— А, милейший господин Триглистер? Очень кстати пожаловали, — выпустив мой локоть, Вывих поспешил навстречу бухгалтеру. — На ловца и зверь бежит, не так ли, полковник, — добавил Гуру, оборачиваясь ко мне. — Нам ли с вами, бывалым охотникам, не знать этой прописной истины? Проходите, уважаемый Мейер Аронович, рад вас видеть…

Мы обменялись рукопожатиями. Ладонь у Триглистера была почти детской, подстать телосложению, глаза за толстенными линзами, напротив, казались неправдоподобно большими.

— Мое почтение, сэг Пегси, — любезно сказал счетовод, сопровождая приветствие кивком.

— Вот, любезный Мейер Аронович, рассудите нас с сэром Перси. Он как раз просил меня пояснить, отчего это мы водим дружбу с акулами капиталистического бизнеса вместо того, чтобы вогнать им в спины надежный гарпун, а лучше — осиновый кол, выпотрошить хорошенько, да уху из плавников сварить — чисто для голодающих детишек Поволжья. Вам, как финансисту, и карты в руки…

— Охотно сделаю это за вас, многоуважаемый Константин Николаевич, — с поклоном отозвался Триглистер. — Но, спегва обязан вас все же попгавить, догогой мой Гугу. В Советской Госсии, интегесы котогой я имею честь пгедставлять в Амегике, давно пгеодолены такие негативные явления, как голод и детская беспгизорность. Нам, русским мгаксистам, они достались в качестве тяжелого наследия пгоклятого цагского гежима мегзавцев Гомановых и их кговавых сатгапов. Кгоме того, имели место в гезультате пгеступной импегиалистической войны, котогая, напомню, велась миговыми хищниками в позогных шкугнических интегесах. И, котогая, если уж откговенно, пегегосла в кговопголитную ггажданскую смуту, газдутую пагазитическими классами Госсии, всяческими тупыми кгепостниками, двогянами, белогвагдейским офицегьем на сгедства все тех же импегиалистов. Но, мы, магксисты, сокгушив интегвентов, сгазу же повели гешительное наступление пготив детской беспгизогности. У нас, в СССэГ, каждый гебенок имеет пгаво на жизнь, обгазование и полноценный отдых в пионеглагегях. Советский гебенок — счастливый гебенок, товагищ Вывих, пгедмет каждодневной заботы коммунистической пагтии, пгавительства, огганов ГБ, Кгасной агмии и лично товагища Дзегжинского…

— Ну, в этом я нисколько не сомневаюсь, — примирительно заметил Гуру.

— Что же до гагпуна для импегиалистических акул, сэг Пегси, то отвечу вам следующим обгазом. Чтобы загнать в акулу хогошенький такой гагпун, его, для начала, следует отлить на заводе. А для этого, как ни кгути, спегва надлежит заполучить чегтежи, чтобы постгоить сам завод, пгичем, в самые сжатые сгоки, потому, что вгемя не ждет. И еще гецепт хорошей стали надо укгасть, чтобы гагпун пги стгельбе не газвалился на кусочки. Мы, магксисты, стоим за пгомышленный шпионаж, если он в интегесах пгостого нагода…

— Незаменимый человек и просто кладезь премудрости, этот наш дорогой товарищ Триглистер, — сказал Вывих, обнимая бухгалтера за по-мальчишески худые плечи. — Ну, что же, сэр Перси, вот вам ответ, данный с истинной, чисто мраксистской прямотой! А теперь, если вы только не возражаете, мой отважный друг, мы с Меером Ароновичем вынуждены будем оставить вас на некоторое время. Прошу простить великодушно, сэр Перси — дела. Бухгалтерская отчетность, дебит, кредит, финансовую мать их обоих. Суета сует, как говаривал еще библейский пророк Энтузиаст, тьфу, то есть, Экклезиаст, я хотел сказать. Что поделать, не замочив ног, не перейдешь реки. В особенности, такой, как Амазонка… — и Гуру по-заговорщически подмигнул мне.

Прошло что-то около недели, прежде чем Гуру снова заговорил со мной о Шамбале, грядущем пришествии Майтреи и Махатме Ульянове-Ленине.

— Вам не по душе капиталистические хищники вроде мистера Торча, полковник? — осведомился Вывих как-то в обед, и его лицо приняло шутливое и даже озорное выражение. Гуру только-только вернулся из города. Куда ездил, он мне не сообщил, но, судя по наряду, состоявшему из лучшего костюма монгольского ламы и шапочки, сделавшейся в Нью-Йорке и Джерси его визитной карточкой, на какую-то важную встречу.

— Капиталистические хищники? — переспросил я ошалело, не понимая, куда это он клонит? Да, у нас с ним был такой разговор, Гуру растолковал мне свою позицию на пальцах. Она была безукоризненной, и я дал себе зарок, впредь держать рот на запоре. Да ведь и не с руки критиковать гостеприимного хозяина, проживая у него в доме на полном пансионе. И, наконец, верх неприличия — ругать его за глаза, стоя с протянутой рукой в надежде вымолить вожделенные средства на дорогостоящую экспедицию в Амазонию. Это — как дуля в кармане. Словом, черт меня дернул заводить разговоры о том, что мне, видите ли, неудобно, клевать зернышки со стола толстосума, бесстыдно эксплуатирующего рабочий люд.