Ярослав Зуев - Пропавшая экспедиция

Словом, страсти были накалены до предела, и когда доктор Оливейра, скрепя сердце, сообщил, что полковник сможет, наконец, уделить прессе несколько минут, желающих повидать его оказалось столько, что полиции, оцепившей госпиталь иезуитов, довелось выставить дополнительные кордоны, а внутрь допускать лишь аккредитованных журналистов по предварительно выписанным пропускам. И, все равно, вопреки жестким ограничительным мерам, народу собралось — не продохнуть.

Половник встретил посетителей, сидя в кровати. Видевшие его прежде, ужаснулись, ибо он страшно исхудал и постарел как минимум на десять лет. Вошедшие были шокированы, их реакция не укрылась от сэра Перси, и полковник сделал успокаивающий жест, приподняв костлявую бледную руку.

— Благодарю вас всех, что пришли, сеньоры, — глухим, не похожим на прежний голосом, проговорил полковник. — Полагаю, у вас ко мне много вопросов. Я постараюсь ответить всем, если только мне хватит сил. Спрашивайте, сеньоры, прошу вас.

— Что стряслось с экспедицией, сеньор полковник, и где ваши спутники?!

Естественно, этот вопрос прозвучал самым первым. Услышав его, сэр Перси кивнул, дав понять, что не ожидал ничего другого.

— Я не знаю, сеньоры, — вздохнув, полковник сокрушенно покачал головой.

— Не знаете?! — ахнули репортеры. — Но как же так?!

Полковник сделался мрачнее тучи.

— На первых порах ничто не предвещало беды, — сказал он, понурившись. — Более того, у нас имелись все шансы на успех. Первоклассное снаряжение, на которое не поскупился месье Поль, за что ему — низкий поклон. Плюс — отличная команда, где каждый знал, что делать. Мы не учли лишь одного фактора, он-то и оказался роковым. Я имею в виду этот проклятый Каучуковый бум, как раз достигший апогея, поскольку на мировом рынке, видите ли, сложилась благоприятная конъюнктура. Знали бы заевшиеся хозяева процветающих химических трестов в Европе и Северной Америке, монополизировавшие производство автомобильной резины, каким наказанием обернулась для невинных обитателей экваториальных лесов их оголтелая гонка за дивидендами! Впрочем, сдается, даже если б эти господа были в курсе, что она несет аборигенам, это не изменило бы ровным счетом ничего, потому что у капиталистов вместо сердец — арифмометры, приспособленные для калькуляции прибытков и совершенно не умеющие сопереживать…

Горечь, с которой были брошены эти слова, глубоко тронула всех собравшихся. Однако многие были смущены. Естественно, Каучуковая лихорадка ни для кого не составляла никакого секрета. Наоборот, газеты едва ли не каждый день пели Каучуковому буму осанну, он ведь считался залогом буйного экономического роста в стране. В частности, много и в самых бравурных тонах говорилось о крупных иностранных инвестициях в местную инфраструктуру, трансакциях самого высокого уровня, которых бы не было, если бы не ажиотажный спрос на каучук. Широко писалось о новых дорогах, обещавших покрыть густой сеткой громадные территории, о гостиницах и больницах, школах, высших учебных заведениях, уже заложенных или, по крайней мере, запланированных на будущее. И, разумеется, о рабочих местах. Многих тысячах рабочих мест, в которых так остро нуждалось трудоспособное население…

— Если вы заглянете сегодня на Клондайк, где всего десять лет назад бушевала похожая лихорадка, только золотая вместо каучуковой, то обнаружите там заброшенные шахты, груды оставленного разъехавшимися старателями мусора и мертвые поселки, по улицам которых бродят дикие звери, — Офсет смахнул пот, было видно, что его до сих пор знобит. — Аналогичные картины запустения и разрухи будут ждать вас повсюду, в любых, на выбор краях, на свою беду оказавшихся богатыми теми или иными ресурсами, на которые позарились транснациональные картели. Природные богатства там были выкачаны до дна, после чего и людей, и земли, за ненадобностью, вышвырнули на помойку! И всегда так было. Вспомните хотя бы алмазный бум в Трансваале. Когда там сорок лет назад обнаружили залежи алмазов, сразу же началось неописуемое. Сначала буры с помощью ружей выдворили из родных краев зулусов и банту, имевших неосторожность поселиться там с незапамятных времен. Но, радовались буры недолго, британцы вытурили их взашей, потому что у них было еще больше ружей и газеты, представившие буров отпетыми мерзавцами. Что при этом сталось с туземцами, никогда не интересовало ни тех, ни других.

— При всем уважении, сеньор, мне сложно представить, как могут исчерпаться запасы каучука? — удивился один из местных корреспондентов. — Латекс, то есть млечный сок гевеи — возобновляемый продукт. Это ведь вам не золотоносные жилы Юкона или даже алмазные копи Капской колонии. К тому же, не совсем ясно, какое отношение имеет Каучуковый бум к судьбе организованной вами экспедиции?

— К сожалению, самое прямое, — отвечал полковник. — Потому что мы с месье Шпильманом угодили в аналогичный переплет, только на этот раз, массовый психоз разразился не в южноафриканском буше, а на лесистых берегах Амазонки и ее притоков. Конечно, сеньоры, тем, кто проживает в мегаполисах, вдали от джунглей, непросто разглядеть потоки крови и слез, ежедневно проливаемых в глубинке. Особенно, если нет желания их видеть. А важно лишь, чтобы подольше сохранялся ажиотажный спрос на латекс, в остальном же: apres nous le deluge…

— Сельва больше не знает покоя, — продолжил сэр Перси, отхлебнув воды. — Жажда нажить барыши любой ценой и в максимально сжатые сроки обернулась катастрофой для туземного населения! Его теперь не просто бесцеремонно сгоняют с насиженных мест, как это делалось прежде, чтобы оно не путалось под ногами. Отныне индейцев превращают в рабов, в бессловесный скот, удел которого — вкалывать на каучуковых плантациях современных рабовладельцев. Рабовладение и работорговля, эти позорнейшие явления, сопутствующие хваленой белой цивилизации наряду с тараканами и сифилисом, были совершенно незнакомы туземцам, испокон века промышлявшим охотой и рыбалкой, пока мы не облагодетельствовали ими их! И сегодня они стали обыденностью.

— Но позвольте, сеньор, рабство отменили еще в прошлом веке! — запротестовал заведующий секцией доколумбовой Америки при Museu Nacional, не поленившийся приехать из Рио и теперь оскорбленный в лучших чувствах.

— De jure! — парировал полковник. — Форма претерпела кое-какие метаморфозы, содержание осталось прежним. Кто-то ведь должен вырубать лес, освобождая место для плантаций, или добывать латекс, исправно пополняя кошельки жиреющих финансовых воротил из так называемого цивилизованного общества. Тех, кто заправляет всем процессом из Лондона и Нью-Йорка. Заверяю вас со всей ответственностью, сеньор, джунгли кишат вооруженными до зубов отрядами проходимцев, которым — сам черт не брат, и, хоть они называют себя вербовщиками, на деле это отпетые головорезы, и горе тому несчастному, кто попадется им на пути. Я собственными глазами видел, как несчастных аборигенов угоняли в рабство целыми селениями, пресекая пулями малейшие попытки к сопротивлению. Поэтому не удивляйтесь, господа, когда, еще вчера вполне приветливые к чужакам, туземцы, при встрече, без разговоров выпустят вам кишки. Индейцы сегодня озлоблены и напуганы, отныне в каждом белом им мерещится враг, и пенять нам остается на себя. Как аукнется, так и откликнется! Хуже того, вынужденные миграции спровоцировали братоубийственную войну между индейскими племенами, поставленными белыми на грань выживания. Вот они, истинные последствия оголтелой гонки за наживой, ради которой капиталисты готовы на любые гнусности, включая безжалостный геноцид беззащитных аборигенов. Они принесены в жертву Мамоне, проклятому Золотому тельцу. На службе ему мы сами становимся животными…