Ярослав Зуев - Пропавшая экспедиция

— Кроме того, должен вам сказать, что мой предок по отцовской линии, драгунский капитан Огюстен Дюпуи, был пожалован золотой саблей за отвагу при Бородине самим маршалом Мюратом, и сложил свою буйную голову в арьергардном сражении на реке Бузина, прикрывая отступление остатков Великой Армии Наполеона Бонапарта из России… — не унимался француз.

— А мой родной дед, Артур Адамов, был чекистом, — сказал папа. — Его расстреляли вместе с женой во время чисток в тридцать седьмом…

— Oh la la…

— Please, we need to go down… — подал голос старик-смотритель. Папа склонялся к тому же, хотя подозревал, если бомба упадет на крышу, спускайся в подвал, не спускайся…

— Go himself, Ali, — отмахнулся дядя Жерар. И добавил, обернувшись к Мишелю: — Если эти любители чизбургеров разнесут ворота Иштар, почту за честь быть погребенным под их обломками…

Папа неуверенно пожал плечами, подумав о своей трехлетней дочери и маме — пенсионерке…

— Вы историк, месье? — спросил дядя Жерар.

Отец вынужден был признать, что зарабатывает на хлеб насущный, трудясь инженером, а история для него — что-то вроде отдушины для души…

— Что может служить лучшим доказательством существования души, как не отдушина, в которой она нуждается? — ответил на это Жорик, неожиданно посерьезнев.

За окнами снова громыхнуло, да так, что папа едва удержался на ногах. Старик-смотритель, причитая, заковылял прочь, но, похоже, Небеса, к которым он апеллировал, остались глухи к его мольбам. Или падение бомб было их прямым ответом, как знать? Ведь на Востоке принято считать, что все находится в руках всемогущего Аллаха, и, таким образом, даже усиленные линкорами авианесущие соединения кафиров в Персидском заливе — есть проявление его воли. Наказание, ниспосланное за грехи. Или, скажем, испытание на вшивость. Впрочем, разве христиане придерживаются иной логики, говоря о его непостижимых путях…

— Черт побери! — выругался Жорик, смахивая штукатурку с плеча. — Еще парочка таких попаданий, и я поверю конспирологам, утверждающим, будто у Войны в заливе — оккультные корни, и Буш лишь воспользовался поводом, который дал ему этот идиот Хусейн, чтобы разнести Междуречье по кирпичику! В таком случае, стремление ТНК заполучить иракские нефтяные скважины — просто отмазка для отвода глаз…

— Вы вправду думаете, что, бомбя Ирак, стратеги из Комитета начальников штабов подразумевают Шумер, а в современных иракцах видят носителей генома аннунаков? — удивился папа.

— Ого?! — дядя Жерар с интересом покосился на отца. — Так вы, у себя в СССР, не чураетесь теории заговора?!

Это было сказано с самой обворожительной улыбкой. Папа снова не смог решить для себя, куражится ли француз, подтрунивая над незадачливым собеседником, или, напротив, действительно верит, будто каждый земной трон — не более чем подмостки, снабженные ниточками, за которые дергают искусные кукловоды, когда у них возникает надобность привести в движение королей, президентов и премьеров. Не зная, как ответить, Мишель решил промолчать.

— Тогда у меня к вам вопрос, старина, — продолжил француз. — Что же мы сейчас наблюдаем, в таком случае, санкционированную ООН общевойсковую операцию по усмирению зарвавшегося иракского диктатора, или финальный акт вселенской битвы между двумя противоборствующими расами богов? Асурами и дэвами в индуистской традиции, нефилим и элохим, как зовет этих парней Танах, или между аннунаками и кингу, существами с головами орлов, как говорили сами шумеры. Полагаю, раз уж нас с вами занесло в Месопотамию, уместно использовать здешнюю терминологию, правильно? Причем, учитывая, чьи самолеты гвоздят сейчас Багдад, легко сделать выводы относительно того, какую именно из рас крепко приперли к стенке…

— Намекаете на белоголового орлана с американского герба? — прищурился папа.

За окнами прогремела очередная серия взрывов. Здоровяк не обратил на нее ни малейшего внимания. Даже не поморщился.

— Не я, конспирологи так думают, — отвечал он.

— А как считаете лично вы? — спросил Мишель.

Француз смерил отца взглядом.

— Я полагаю, может статься, все еще запутаннее, и картина, которую мы с вами наблюдаем, полагая окружающей нас реальностью, на самом деле — обманка. Всего лишь отблески событий, происходящих в настоящей Вселенной. Нечто вроде игры теней и света, падающего из окна, которое забыли задернуть шторами…

— Звучит довольно фантасмагорично, — заметил отец.

— Претензии не по адресу, месье. Гипотезу, о которой я вам только что рассказал, выдвинули специалисты в области квантовой физики, называвшие ее М-теорией. Согласно ней, наша, так называемая действительность — нечто вроде фильма, проецируемого на экран кинотеатра.

— Поэтому вы не боитесь погибнуть под бомбежкой? — спросил Мишель.

— Еще как боюсь, — отвечал дядя Жерар. — Разве киногерои, если только они не полные психи, не ведают страха? Другое дело, что, поскольку не мы с вами писали сценарий к фильму, вряд ли нам позволят внести в него изменения. И, если нам суждено умереть, мы умрем, нравится нам это или нет, поскольку, последнее слово, все равно, не за нами…

— Оригинальная точка зрения, — протянул Мишель, когда его собеседник умолк.

— Ошибаетесь, дружище, — возразил дядя Жора. — То, к чему теоретическим путем пришли наши физики, было известно шумерам семь тысяч лет назад. Не верите? — добавил он, вглядываясь в лицо отца. — Прошу вас, идите за мной.

Они миновали несколько просторных залов, пока не остановились у пожелтевшей от времени черно-белой фотографии в рамке под стеклом на стене. Вне сомнений, снимок сделали на заре минувшего века, а то и раньше. На нем виднелся холм, столь неправдоподобно высокий для привычного глазу месопотамского рельефа, где преобладают заболоченные низменности, что было нетрудно угадать его искусственное происхождение. На вершину холма вело нечто вроде извивающейся змеей дороги, частично обрушившейся и засыпанной оползнями. Правый откос был срезан, и из-под земли проступила монументальная каменная кладка. Блоки, уложенные в нее, качеством обработки поспорили бы с теми, из которых сложены пирамиды в Гизе. Табличка под фотографией отсутствовала.

— Неужели это и есть вавилонский зиккурат Этеменанки? — спросил отец, решив, что самое время проявить какую-никакую эрудицию, чтобы новому знакомцу не пришло на ум, будто он повстречал профана, которого можно запросто водить за нос.

— Ха, я так и знал, что вы сразу же подумаете о Вавилонской башне из Книги Бытия! — обрадовался француз, и папа с досадой понял, что попал пальцем в небо. — Не расстраивайтесь, старина, вы далеко не первый, кто допускает подобную ошибку. Развалины этого впечатляющего шумерского зиккурата, сегодня, практически скрытого от глаз под толщей холма Бирс-Нимруд в Борсиппе, одном из городов-спутников Вавилона, ошибочно принимали за Вавилонскую башню уже при Александре Великом. Настоящая Вавилонская башня, упомянутый вами зиккурат Этеменанки, к тому времени лежала в руинах. Ее разрушили воины победоносного персидского царя Кира, как только зарезали последнего наследника Навуходоносора царя Валтасара, чтобы ничто больше не напоминало о былом величии Вавилона. Конечно, приказ оказалось проще отдать, чем исполнить, поскольку, месье Нобель еще не успел изобрести динамит, тем не менее, храмовому комплексу основательно перепало и он, простояв в запустении двести лет, пришел в самое плачевное состояние. Объявив Вавилон столицей своей империи, Александр Македонский собирался восстановить его, но, не успел, прославленного завоевателя отравили собственные военачальники — диадохи. Судьба Вавилонской башни их интересовала мало, еще меньше она занимала парфян, чья, составленная из катафрактов тяжеловооруженная конница вышибла греков из Месопотамии еще через два столетия. К тому времени, как в Междуречье вступили непобедимые римские легионы, от Этеменанки остался один фундамент. При этом, никто даже не догадывался, основанием какому сооружению он когда-то служил. А вот его двойнику, зиккурату в Борсиппе, чудом посчастливилось уцелеть. Нет ничего удивительного в том, что и для византийцев, и для сарацин, оспаривавших друг у друга эти территории в первом тысячелетии от рождества Христова, именно он стал ассоциироваться с библейской Вавилонской башней. Что, впрочем, нисколько не мешало арабам выковыривать из ее кладки каменные блоки, пускавшиеся ими на строительство мечетей. К счастью, без современных подъемных кранов задачка оказалось хлопотной, овчинка не стоила выделки, поэтому зиккурат устоял до наших дней. Во многом, еще и потому, что за многие сотни лет его замело песками пустыни…