Ярослав Зуев - WOWилонская Башня-1. Пропавшая экспедиция [Calibre]

— Да причем тут мокрушники из Манауса?! — вспыхнул отец. И завел свою старую шарманку про ЦРУ, МИ-6 или КГБ. Тот факт, что СССР уже больше двадцати лет, как исчез с политических карт планеты, а аббревиатура КГБ стала напоминанием о минувшей Холодной войне, его, по всей видимости, не смущал.

— КГБ давно нет, — ласково напомнил ему дядя Жерар.

— Это ты так думаешь! — отмахнулся папа. Француз пожал плечами и сдался. Мне не осталось ничего другого, как уступить.

— Пойду-ка я, посуду помою… — Жорик, кряхтя, поднялся.

— Можно мне с тобой? — оживилась я. Поразительно. Мне полагалось бы не чувствовать ног от усталости. Вместо этого, сон сняло как рукой. К тому же, было приятно размяться после утомительного многочасового сидения в лодке. Пройтись по берегу, глядя, как самая могучая в мире река, влечет миллионы тонн воды к океану. Вечер был чудесным, таким, какой жалко проспать. Даже если вымотался.

— Почту за честь составить тебе компанию, Рита, — усмехнулся француз, и я, в который раз за сегодняшний день, возблагодарила Бога, что дядя Жерар согласился поехать с нами. Помню, еще дома, когда он дал Мишелю предварительное согласие, у меня как камень с души упал. И даже не потому, что Жорик когда-то служил в Иностранном легионе, и опыт, полученный им на войне, мог здорово пригодиться в джунглях. Именно про таких говорят: стреляный воробей. Чего не скажешь о папочке, который у меня ни в армии не служил, ни на местности не ориентируется, и вообще, способен заблудиться в трех соснах. Просто диву даешься, каким рассеянным и неприспособленным порой бывает Мишель. Как тот герой стихов Самуила Маршака с улицы Бассейной, которые папа читал мне на ночь, когда я была маленькой… Кстати, именно Жорик убедил папу воспользоваться моторными лодками. Мишель, страшно сказать, всерьез намеревался чесать из Манауса пешкодралом.

— Ты просто не представляешь себе, Мишель, что такое сельва, и какой несовместимой с жизнью она тебе покажется на протяжении первого же часа, как ты заберешься в нее. Ты, друг мой, взвоешь и даже возопишь, когда сначала сотрешь ноги в кровь, а потом, шатаясь под тяжестью тюка с поклажей, по пояс провалишься в вонючее болото, где пиявки высосут твою кровь до капельки, если только прежде тебя не обглодают пираньи. И, пока они будут жрать тебя живьем, твою голову облепит мошкара, и не надейся, будто сподобишься помешаешь проклятым насекомым пробраться к тебе в глотку через ноздри…

— Ну, хватит, хватит! — взмолился папа. — Лодка так лодка, я согласен!

Словом, опыт выживания, приобретенный папиным товарищем на войне и в далеких экспедициях, а у него на счету их был десяток, пришелся нам очень кстати, когда мы очутились в Амазонии. Впрочем, Дина, даже не в том суть. Просто есть люди, которые успокаивают одним своим присутствием. Как бы не было тяжело и страшно, они остаются непоколебимыми, будто бетонные плиты. Рядом с ними всегда чувствуешь себя в безопасности, проникаясь уверенностью, с нами не случится ничего худого. Вот именно таким был старинный папин товарищ дядя Жерар…

***

По счастью, на берегу, куда мы отправились, гремя грязной посудой, не было ни одного каймана, которого наверняка бы рассердило наше вторжение. Или наоборот, пробудило бы в нем гастрономический интерес, даже не знаю, что было бы хуже. Но нет, следы, которые обыкновенно оставляют эти бестии, и те отсутствовали. Песочек был чище скатерти из бабушкиного шкафа, а она у меня была чистюля. Тем не менее, мы с дядей Жориком все равно держали ухо востро, да мало ли какая напасть может поджидать тебя в темной воде, мы же были не в Европе…

Поверхность реки еле уловимо колебалась, я подумала — Амазонка спит. То есть, дремлет, как и наши лодки, убаюканные ею, носами на песочке. Как какие-нибудь бычки в стойле. Для верности, дядя Жерар привязал их веревками к ближайшему дереву, набросив петли на прочный сук. Предосторожность была отнюдь не лишней, обе груженые кормы, оставаясь в воде, по воле неторопливого, но властного течения, указывали обеими кормами точно на восток, как стрелки здоровенного компаса. Ты ведь наверняка, читала об этом, Дина — Амазонка течет аккурат параллельно экватору навстречу Заре. Именно поэтому она такая здоровая.

— Ну что, принцесса, приступим? — спросил дядя Жерар, опуская котелок с грязными тарелками на песок.

— Не вижу препятствий, мессир, — откликнулась я и сделала реверанс. Это была обычная для нас манера общения, дядя Жерар всегда, даже когда я была маленькой девочкой и бегала в начальную школу Кирьят-Моцкина, держался со мной на равных, по-приятельски. Это мне ужасно льстило, понуждая вести себя подобающе. Ты же знаешь, Дина, я терпеть не могу, когда кто-то задирает нос и корчит из себя старого аксакала, лишь на том основании, что его родили несколько раньше остальных. Ну и что с того?

— Минуточку, мадемуазель, — сказал француз, придерживая меня за локоть. — Сначала убедимся, что нам никто не помешает.

Мы еще раз, в четыре глаза осмотрели берег на предмет кайманов. Дядя Жерар говорит, эти подлецы могут выжидать часами в засаде, как заправские снайперы, лишь бы заполучить на ужин мясцо. Говядину, человечину или, скажем, собачатину, им — все равно, как китайцам.

— Ну что, будем надеяться, сегодня у кайманов — рыбный день, — усмехнулся Жорик, удовлетворившись осмотром.

Мы вымыли посуду, тщательно натерев ее песком. Между делом я отметила про себя, что Жорик старается держаться так, чтобы находиться между мной и рекой. Не сдержалась, сказала ему об этом.

— Ну, — он немного смутился, — не хотелось бы за тобой нырять, принцесса, если мы вся же проглядели какого-нибудь особенно каверзного крокодила, и ему вздумается утащить тебя на дно. И потом, я уже слишком стар и неповоротлив, чтобы плавать с кайманами наперегонки… — ополаскивая котелок, Жора стоял по колено в воде, в своих линялых брюках цвета хаки, которые он предусмотрительно подвернул. Кожа его ног, поросших рыжей щетиной, казалась даже не белой, а мраморной на фоне темной поверхности реки. И хоть каждое его колено было величиной с мою голову, мне стало не по себе. Вдруг это на него сейчас набросится крокодил или стая пираний, и дядя Жорик рухнет в воду как колосс на глиняных ногах. И что тогда мне прикажете делать?

— Накаркаешь еще, самого утащат, — бледно улыбнулась я. Дядя Жерар отрицательно покачал головой, отчего его длинные русые волосы разметались по широченным плечам, как у Страшилы Мудрого из сказки Волкова, которую подарил мне в отрочестве папочка, чтобы я не забыла русский язык.

— Сомнительно, чтобы мое мясо пришлось им по вкусу. Ты, Рита, сама посуди, даром, что ли, я выдудлил за свою жизнь столько кальвадоса. Нет уж, от меня у любой зверушки случится несварение желудка. То ли дело ты, Принцесса, о, какая вкуснятина…