Александра Стрельникова - Не буди лихо (Слепой Циклоп) [СИ]

— Я готова. А брат… Он тоже будет там?

— Да. По крайней мере, пока я его не допрошу…

Девушка прикусила губу, кивнула и решительно пошла вслед за Чемесовым в прихожую. Он помог ей одеться и проводил до экипажа. Дорогой они молчали. Лишь в кабинете, когда дежурный стенографист уже занял свое место в углу за специальным столиком, Татьяна Аркадьевна, комкая в руках уже совершенно мокрый платочек, заговорила.

— Я глубоко убеждена, что случившееся с нами как-то связано с убийством графа Василия Орлова.

Чемесов вздрогнул от неожиданности.

— Почему вы так считаете, Татьяна Аркадьевна. Ведь, если я правильно понял, вас и в Москве-то не было, когда оно произошло. Или?..

Девушка подняла на сыщика полные слез глаза.

— Мы были в Москве. А вот Рязани как раз и в глаза не видели никогда в жизни. Это так называемая ложь во благо. Так называла ее Марья Ивановна.

— Но зачем? — Иван удивлялся все больше.

— С этим связана очень важная для нее тайна. Вы можете обещать мне, что без особой на то необходимости она не получит огласки?

— Да, — твердо произнес Чемесов, а потом кивнул стенографисту и, дождавшись, чтобы он вышел, вновь перевел взгляд на девушку.

— Дело в том, что я незаконнорожденная дочь Марьи Ивановны Коноплевой. Я родилась, когда еще был жив сам генерал, а поскольку он был уже достаточно стар, чтобы не сомневаться — не он отец ребенка, то заставил жену избавиться от позорившего его имя приплода. Мама, — ошарашенный Чемесов заметил, что это слово далось девушке с трудом, — говорила, что рыдала, умоляла, как могла, потому что очень хотела ребенка, а пожилой и больной муж был не в состоянии дать ей его, но генерал остался неумолим. Меня передали на воспитание моему настоящему отцу. Он был вдовец и уже имел сына. Папа был добрым, хорошим человеком, и мы с Ильей были счастливы… — Таня всхлипнула.

Чемесов встал, подошел к окну, где на подоконнике стоял графин с водой и стаканы, налил один почти до краев и молча подал его девушке.

— Спасибо, — поблагодарила она, отпила глоток и, уже не выпуская стакан из рук, продолжила. — Все изменилось, когда год назад папа умер. Мы никогда не были хорошо обеспеченными людьми, но отец, тем не менее, сумел дать неплохое образование и мне, и особенно брату. Илья был хорошо устроен с работой, поэтому со смертью папы финансовых сложностей у нас не возникло, но появилась другая проблема. То есть Илья считал это проблемой. Дело в том, что служба его, — а он дипломатический курьер — связана с постоянными и длительными отлучками. Он боялся оставить меня одну и решил, что пора моей матери наконец-то позаботиться обо мне. Его желание укрепилось, когда, наведя справки, он узнал, что она овдовела. Сначала Илья написал ей. Потом какое-то время ходил к ней в дом на переговоры, — девушка кривовато и как-то жалко улыбнулась, и Иван испытал острое желание как-то поддержать ее, сказать что-то доброе, но не нашелся и поэтому просто ободряюще сжал ее руку.

— Быть может, эти подробности не так уж и нужны?..

— Нужны, Иван Димитриевич. И сейчас вы поймете почему. После одного из этих своих походов Илья вернулся домой поздно, какой-то подавленный, растерянный. Я попыталась узнать, в чем дело, но он лишь отмахнулся от моих расспросов. Только некоторое время спустя он признался, что в тот вечер стал невольным свидетелем убийства. Сначала он был так потрясен и растерян, что ему, наверно, и в голову не пришло, что нужно обо всем сообщить в полицию. Потом, когда уже пришел в себя, то решил, что время упущено, и теперь вполне вероятно именно на него падут подозрения в этом преступлении. А когда от моей мамы узнал, что убитый был скверным человеком и вполне заслужил такой бесславный конец, и вовсе пришел к выводу, что не имеет морального права доносить на того, кто, в общем-то, совершил благое дело. Илья считал, что убийца не может быть наказан судом человеческим, а только божьим. Только наедине со своей совестью он должен решить для себя, как ему жить с грузом такого страшного преступления дальше. Не смейтесь, пожалуйста, но таков уж у меня брат. В общем, сколько я его ни уговаривала, он наотрез отказался идти к властям, зато тайком от меня начал писать анонимные письма. Я случайно увидела одно из них. Илья объяснился — дескать, хотел подтолкнуть того человека к признанию, вот и угрожал разоблачением. Это не был шантаж, потому, что он ничего не требовал, просто напоминал, что о совершенном преступлении известно и другому лицу… Как вы, наверно, уже поняли, он видел, как убили графа Василия Орлова, и главное — узнал убийцу.

— Святые угодники! — вскричал Чемесов, впиваясь взглядом в бледное лицо девушки. — И кто же этот человек? Теперь-то вы понимаете, как это важно?

— Я не знаю, Иван Димитриевич! — воскликнула девушка, прижимая кулаки к груди. — Он отказался сказать мне это.

Иван вскочил и выглянул в коридор, где ждал стенографист, и сидел Парилин, с двух сторон зажатый дюжими полицейскими. Илья вскинул голову, всматриваясь в Ивана тревожно и в то же время задиристо — не посмел ли этот громадный одноглазый сыщик обидеть его сестру?

— Илья Аркадьевич, прошу вас, зайдите ко мне.

Поднявшимся следом за арестованным охранникам, он жестом велел остаться на месте. Едва Парилин переступил порог кабинета Ивана, Таня бросилась ему на шею и разрыдалась. Сквозь всхлипывания Илья с трудом разобрал ее слова:

— Я рассказала все, Илюшенька. Скажи им, кто тот человек, которого ты видел тогда, и увидишь — все разрешится само собой.

— Ах, Таня! Не надо было этого делать! Я до сих пор уверен, что мне не следовало вообще вмешиваться в это дело!

— Гибнут люди, — негромко напомнил ему Чемесов, но Илья Аркадьевич лишь качнул головой.

— Уверяю вас, не по вине того, кто убил графа Орлова.

Александра даже не пыталась снова лечь в постель в эту ночь. Да она и не смогла бы — едва последний полицейский покинул дом, в дверь ее комнаты постучали. Это был Орлов. На этот раз он был еще более настойчивым в своих притязаниях, чем вынудил Александру поговорить с ним значительно более прямолинейно и резко.

— Я прекрасно отношусь к вам, Игорь Викентьевич, но, поймите, не люблю!

На какой-то момент ей показалось, что Орлов не сможет сдержать ту злость, которая мгновенно промелькнула на его красивом лице, но он справился с собой.

— Неужели из-за этого одноглазого мужлана-сыскаря?

Александра устало ссутулила плечи.

— Поймите, нельзя любить, или не любить из-за кого-то…

Игорь Викентьевич ушел, еще какое-то время потратив на то, чтобы попытаться умолить графиню дать ему хотя бы один шанс, но получил лишь отказ… Почти до самого утра Александра просидела, раздираемая самыми противоречивыми стремлениями, пытаясь прийти к согласию с самой собой. Лишь ближе к рассвету ее беспорядочные мысли успокоились, приобрели четкость и целеустремленность. Она случайно услышала от полицейских, делавших обыск в доме, в какую больницу помещен Олег Иевлев, и теперь просто сидела и ждала времени, когда ее смогут пустить к больному. Она взвесила все «за» и «против» и поняла, что раз не может пойти и рассказать правду Ивану, то, по крайней мере, должна сделать все, что может для Олега Иевлева. Она никогда не пыталась лечить таких серьезных больных, никогда не вступала в контакт с сознанием человека, пребывающего в коме, и совершенно не представляла, чем это может обернуться для нее самой… Но будь что будет! Возможно, необходим просто толчок, чтобы состояние Олега Федоровича стало улучшаться?