Сергей Извольский - Темный пакт [АТ]

– Нисколько.

– Понял, спасибо, – кивнул я и нагнулся, рассматривая нужное мне здание в небольшое окно-бойницу двери. Я хорошо знал, как перемещаться здесь, чтобы не попадать под взор систем наблюдения. Но нужно было еще обойти вон тот угол…

– Эта камера не работает, – показал на торец здания сержант. – Если за угол пойдешь, на рынок, уже нужна обманка.

– Нет, я только к Халиду.

Сержант кивнул и бросил мне арафатку пустынной расцветки. Поблагодарив кивком, я намотал ткань на манер шарфа и выпрыгнул из машины. Едва сделал первый шаг, как вздрогнул от волнения.

В первый раз я испытал подобное чувство – очень и очень тонкого льда под ногами, в разговоре с Демидовым и Безбородко. Второй – во время беседы с княгиней, когда мы оговаривали условия нашего совместного существования.

Сейчас я снова в ситуации, когда любая, даже малейшая ошибка может иметь катастрофические последствия. Причем вокруг теперь не цивилизованный, а совсем другой, дикий мир, где – в отличие от предыдущих случаев, слова уже ничего не значат. Здесь они часто бывают даже лишними – русский, английский, польский, французский – местные обитатели не факт, что хорошо знают хоть один из языков. В первую очередь здесь котируются действия.

Площадка перед лавкой была пустынна – при появлении массивного внедорожника на рубчатых колесах местная «дворовая знать» рассосалась по периметру освещенного огнем круга. Но я чувствовал на себе многочисленные взгляды из кустов и щербатых провалов окон первых этажей. Наверняка у курируемой Халидом лавки была очередь, но соблюдать нормы вежливости я не стал – по статусу не положено. Патрульная машина в качестве такси уже подразумевает важность визита, и игнор интересов всякой швали.

Поднявшись на крыльцо, громко постучался в оббитую жестяными листами дверь – со следами ударов и даже пулевыми отверстиями. Почти сразу с резким стуком распахнулось смотровое окно.

– Zamknięte! – мерзким скрипучим голосом рявкнул кто-то изнутри по-польски, и окошко тут же захлопнулось. Устало вздохнув, я с силой ударил по двери несколько раз. Ногой засадил, с чувством.

Да, подъезжать на полицейской машине к одной из самых ходовых точек по продаже грязных веществ – пользующихся популярностью у самых низов Южных – было не очень хорошей идеей, признаю. Но не уходить же.

Окошко вновь приоткрылось, но отповедь я опередил – грязно выругавшись, завладевая вниманием привратника.

– Скажи Халиду, что Олег Ковальский пришел. Не передашь если прямо сейчас, он из тебя чучело потом сделает, – добавил я после очередной короткой, но смачной тирады.

Ответа не последовало, окошко захлопнулось, а я остался ждать. Отойдя на несколько шагов, выбрал менее заплеванный пятачок и отвернулся от двери, осматриваясь вокруг. Пока препирался у двери из-за облаков выглянула Луна, и погруженные во тьму Южные посеребрило мягким светом.

Осматривая окружающие площадь трущобы перекопанных улиц – с мелькающим то тут, то там живым огнем, поразился насколько все это похоже на город, в котором ведутся боевые действия. И наткнувшись взглядом на скульптурную группу в центре давным-давно вырубленного сквера, поразился насколько она выбивается из грязного облика нижнего города. Три высоких фигуры, герои былых времени.

Вновь память Олега, наложившаяся на мои знания дала неожиданный эффект, и я поразился простоте и эффективности работы британцев из местной администрации.

В центре когда-то красивого сквера высился монумент из трех скульптур, отображавшие героев Наполеоновских войн. Русский, польский и чешский полководцы: Раевский, Домбровский и Радецкий.

Про батарею Раевского знают почти все и в моем мире. Второй – поляк Домбровский, участвовавший в восстании против России, а потом один из главных идеологов и значимых командиров польской части наполеоновской Великой армии. Воевавший с русскими, а после капитуляции в войне получивший от императора Александра чин генерала уже русской армии, и ставший польским сенатором. Третий – чех Радецкий, командовавший объединенной армией русских, немцев, шведов и австрийцев в сражении под Лейпцигом, или «Битве народов», которая и сломила хребет наполеоновской империи.

Этот мир – не англоцентричный, и сражение у бельгийской деревеньки Ватерлоо здесь на слуху только у историков. А вот по-настоящему великая битва, окончательно положившая конец претензиям знаменитого корсиканца, здесь известна каждому вне зависимости от страны проживания.

Глядя на увековеченных славянских полководцев поразился простоте решения. Статуи национальных героев ставятся в район, который априори должен стать неблагополучным. После, в результате наверняка форсируемой подачи славянская площадь в народе приобретает название «трех дураков». И вроде сделано все с претензией на уважение к памяти истории, а на выходе эффект сильнее, чем от ковровой бомбардировки.

Русские приходили править в Польшу в течении последних трех веков – в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом. Приходили при любом правителе, строе и состоянии своего государства. Даже в моем мире есть вероятность, что в двадцать первом веке они вернутся в Польшу снова, а здесь и вовсе велит само провидение и география. Британцы явно это понимают, и сейчас усиленно превращают территорию страны во враждебную для России.

Отвлекая от тяжелых мыслей раздался резкий стук, и вновь смотровое окно распахнулось.

– Оружие есть? – поинтересовался все тот же скрипучий голос.

– Удиви меня сразу всеми тупыми вопросами, чтобы время не терять, – не скрывая раздражение долгим ожиданием, ответил я. И демонстративно сплюнул. Звучно, но без слюны – в этом мире раскидываться биологическими жидкостями чревато последствиями.

Почти сразу заскрипел засов, и тяжелая дверь приоткрылась.

Машинально, скрывая даже от самого себя легкий мандраж, поправил воротник – жестом Эрика Кантона. Хороший жест, рабочий – успокоился моментально. После прошел внутрь, где оказался в решетчатой камере, образующий страховочный предбанник. Перед дверью меня ожидал тип мерзкой – по стать голосу, наружности. За его спиной, за толстыми прутьями решетки, в полутьме холла я увидел сразу несколько широких силуэтов.

– Оружие сдать надо, – проскрипел привратник.

– Сдавать сам будешь, анализы. Голову мне не делай, веди уже, – последнюю фразу я произнес в более прямом и грязном оформлении.

– Не положено, – усмехнулся тип, обнажая гнилые зубы. Как у него пахнет изо рта, я почувствовал даже на таком расстоянии.

– Тебе сказано привести меня к хозяину, а не оружие забирать. Я сейчас уйду, а когда Халид узнает зачем приходил, сам начнет меня искать. Но ты уже будешь жить отдельно от своих бубенцов. Веди, я сказал! – повысил голос я.