Вадим Мархасин - Когда-нибудь мы будем вместе

***

Сегодня я сделаю то, за что меня проклянут миллионы, осудит вся прогрессивная мировая общественность, а Россию еще долго не примут в Совет Европы. Хотя я и подстраховался, создав видимость законности своих действий. Пока я гонял военных с генеральскими звездами и организовывал работу штаба антитеррора, Пулин по моей подаче, фактически силой продавил в Верховном Совете поправку в уголовный кодекс о смертной казни за терроризм, захват заложников и, под шумок, за производство и сбыт наркотиков.

Поправки были внесены от администрации президента, под видом ужесточения ответственности, чтобы припугнуть террористов на переговорах с целью вынудить освободить заложников и сдать оружие. Помилование по этим статьям подразумевалось только для лиц, добровольно сдавшихся или участников сообщивших заблаговременно о планируемом преступлении, вернее преступление для таких граждан переквалифицировалось по другим статьям уголовного кодекса.

Трупы убитых и тяжелораненых бандитов после описания, фотографирования, уточнения у оставшихся в живых соратников фамилии, имени и отчества, вывезли по моему требованию на городскую свалку, где заранее огородили колючей проволокой пару соток земли и выставили охрану.

Туда же пригласили некоторых представителей прессы и аппаратную центрального телевидения.

Когда я озвучил в штабе антитеррора свою задумку по расправе с террористами, то выслушал много мыслей о правовом государстве, варварстве в моем лице, справедливом суде, конституционном праве на защиту и подписании Россией декларации о правах и свободах личности.

В ответ я предложил всем осуждающим и порядочным выйти к людям, стоящим перед зданием, потерявшим близких, поучаствовать в похоронах, сопроводить груз двести — погибших в бою солдат, побеседовать с освобожденными заложниками и спросить — какой мерой отмерить виновникам их гибели? Желающих, особенно, видно не было.

Я вышел на крыльцо отдела милиции, попытался вдохнуть свежего воздуха и едва не отшатнулся от тысяч взглядов воткнувшихся в меня, якобы гаранта конституционных прав на жизнь и здоровье людей. Энергетика взведенной толпы, рокочущей гневом, брызжущей ненавистью, отчаянием и болью гранитной плитой рухнула на плечи, выдавливая остатки воздуха. Масса людей, увидев меня, нахлынула практически вплотную, сдерживаемая жидкой цепочкой сотрудников милиции и моей охраны. Только глава края рискнул выйти вместе со мной и предстать перед своими избирателями.

Выкрики людей с требованиями справедливого возмездия, перемежались плачем и проклятиями, и как это часто бывает в такой ситуации, доносились крики и о смене правительства, президента и местной власти. Политические оппоненты действующей власти не упускали возможности заявить о своих претензиях не только на место в первом ряду, но и на право вести за собой в светлое будущее.

Для акул пера поднаторевших на репортажах и съемках авто, авиа и железнодорожных катастроф, стихийных бедствий, пожаров и прочих трагедий, атмосфера на площади была в самый раз по душе. Телеоператоры снимали близким планом отчаявшихся и убитых горем людей, корреспонденты лезли к людям с микрофонами, пытаясь взять интервью.

Операторы первого канала, Би-би-си и Си-би-эс и корреспонденты газет, аккредитованные в пресс-центре штаба антитеррора, придвинулись как можно ближе, думая, что будут делать репортажи для своих изданий и каналов, а на самом деле играть отведенную мной для них роль статистов и соучастников съемок задуманного мной мероприятия.

Суханов тенью проскользнувший за мою спину подал громкоговоритель.

Я поднес матюгальник ко рту и молча ждал пока народ успокоится, устало отмахнувшись от корреспондентов. Постепенно, начиная с первых рядов, люди успокаивались, замолкали, ожидая моего слова. Волна тишины катилась через всю площадь и, отразившись от края, вернулась ко мне молчаливым вопросом — почему?

— Вы спросите, почему я допустил ЭТО?! — уронил я первый камень в фундамент народного гнева, — я отвечу, нельзя! Нельзя вести переговоры с террористами. Пойдя на уступки сегодня, мы будем ежедневно уступать завтра! На смену этим придут другие, придут их дети и жены, — я постепенно повышал голос, практически кричал в громкоговоритель, — и остановить их может только страх, страх что также придут и к ним в их село или город, ворвутся в их дом, разрушат спокойствие в их семьях, уничтожат их родственников.

Я не смогу дать каждому щит, но я могу взять за вас в свои руки меч и покарать бандитов! Мои руки это вы, моя совесть это ваша совесть, ваша боль это моя боль! Ваш гнев и ваша ненависть во мне, и я ваша месть!

Я выплескивал свой гнев, настраиваясь на одну волну с народом. Взводя все туже и туже пружину ненависти, готовую вырваться и смести все преграды.

— Я буду гарантом вашего правосудия! Шестнадцать бандитов выжило при штурме и ждут справедливого суда. Я спрашиваю вас, что они заслужили?

Люди слитно выдохнули: — Смерти! — Над площадью повисла тревожная тишина, слово было сказано, слово было брошено в благодатную почву, — смерти, смерти, — доносилось отовсюду.

— Я, Ваш президент, я гарант конституции, а конституция декларирует всем гражданам право на справедливый суд! Как мне быть?

— Смерть, собакам собачья смерть, — ожесточенно выкрикивали люди по всей площади.

— Сделав этот шаг, террористы поставили себя над обществом, они сами исключили себя из него. Я предлагаю лишить террористов гражданства и применить к ним высшую меру наказания! Но! Многие наши сограждане желают видеть Россию в Европе, а там запрещена смертная казнь. Что мне делать?

— Смерть, — неслось в ответ на каждую мою фразу.

— Я вас услышал, да будет так, суд будет здесь и сейчас, судить будете вы, а я исполню ваш приговор! — выкрикнул я еще громче, перебивая толпу.

Люди в удивлении от моего согласия постепенно замолкали, пораженные телеоператоры крутили камерами с толпы на меня и обратно, выхватывая самые яркие кадры.

На крыльцо, за моей спиной, сотрудники милиции и спецназа внутренних войск выводили попарно скованных наручниками террористов. Ударами под ноги, ставили их на колени перед людьми, удерживая за плечи.

Дождавшись завершения шебуршания за спиной, я сделал несколько шагов в сторону, освобождая обзор, и показав на террористов, сказал: — Вот они! Вот те, кто убивал ваших жен и отцов, братьев и сестер, врываясь в квартиры, сгоняя перепуганных людей в больницу. Те, кто расстреливал заложников требуя прессу и телевидение, те, кто стрелял в наших солдат, закрываясь людьми как живым щитом!

Я подошел к одному из террористов и, ухватив его за бороду, вздернул на ноги.