Алиса Климова - Звезда пленительнаго [СИ]

Семьдесят рублей за ходячий кусок мяса оставили Россию без крупных рогатых скотин: при отеле чуть более четырех миллионов под нож пошло больше десяти. А из двадцати семи миллионов голов довоенного стада осталось всего около шестнадцати. Число же скота тяглового ополовинилось.

Когда в год на человека в стране выходит хорошо если четыре-пять килограмм мяса, уменьшение мясного пайка на пару килограмм может быть и не особо критично: не было его, так и не будет, вдобавок на рынке появилась редкая ранее баранина, да и птицефермы мои не только яичком народ баловали. Но вот с основным кормом человечьим — то есть с "зернобобовыми" — стало совсем худо. Не из-за засухи или неурожая какого, а просто потому, что весной шестнадцатого года большинству крестьян пахать стало не на чем. Совсем не на чем — ну а я этот момент как-то прошляпил.

Потому что сидел в теплом Уругвае и восстанавливал здоровье. Вот уж врагу такого восстановления не пожелаешь! Аппарат Илизарова — штука полезная, но уж больно страшная. Да и чешется в тех местах, где в тебя живого спицы воткнуты. Самым же паршивым во всем этом деле стало то, что внешне-то рука и почти нормально стала выглядеть, а вот действовать… Кости мне доктора собрали, мясо — тоже как-то зажило, вместе с сосудами. А вот с нервами получилось неважно, и рука почти не действовала. То есть ложку-то я держать мог, и даже мимо рта ей не промахиваться — но уже писать или рисовать не получалось. Хорошо еще, что это особо и не требовалось, да и времени свободного хватало, так что потихоньку работа с пишущими предметами была освоена и левой рукой. Что меня в этом удивило, так это различие в технологиях письма и рисования: писал я теперь как курица лапой, а рисовать левой рукой я смог очень прилично. Хотя, вероятно, потому что рисовал я скорее всего "в зеркальном отражении", а писать так было невозможно: не поймет никто. И это было довольно печально. Впрочем, могло быть и сильно хуже.

Лишь Андрюша Новиков меня за все это время порадовал — в начале апреля принес заказанную ему еще два с лишним года назад железяку. Хорошую такую железяку — из вольфрамо-никелевого сплава. То есть намешано там было всякого очень много, в сплав добавлялся и алюминий, и титан, и фигова туча прочего разного — но, несмотря на весьма многокомпонентный "коктейль", Андрей сделал то, что я просил: почти что "монокристаллическую" турбинную лопатку.

Очень полезная штука, между прочим: если из таких лопаток собирать турбину для реактивного двигателя, то двигатель получится на уровне конца двадцатого века. Вот только в начале того же века самолет с таким двигателем будет стоить гораздо больше крейсера. Скорее, только двигатель будет стоить примерно столько же, сколько уже весь военно-морской флот России. А может быть, и сколько стоит флот Британии — я не считал. В изготовленной Андреем установке лопатка "росла" аж на пять миллиметров в час, а для турбины на каждое колесо лопаток требовалось по проекту больше сорока штук. Впрочем, если потребуется, то можно выстроить несколько таких установок — но это не к спеху. Все равно самолет под такой мотор спроектировать еще некому. Да и незачем: потихоньку производство "Шмелей" достигло одной машины в сутки и на фронте Россия получила в воздухе преимущество. Не подавляющее, немцы тоже не дремали — но все-таки армия потихоньку наступала и даже освободила Бессарабию.

Сидя за океаном, за событиями в Европе я все же следил больше по прессе — но вроде все было терпимо. Наконец и англо-французские войска начали германца давить — для чего Британия привезла в Европу почти полмиллиона китайцев. Вот интересно: индусов всяких они уже несколько лет привозили, но без какого бы то ни было эффекта (если не считать повышения плодородия почв в районе боев), а тут сразу все поменялось и после двухнедельных (и, как писали в газетах, ожесточенных) боев союзники России освободили Кале. Об этой выдающейся победе я узнал уже в гостях у Гомеса: наконец состоялся пуск первой турбины на электростанции на Карони и жизнь в этой стране сразу стала веселее. Ну, по крайней мере для столицы, куда уже почти два года назад была построена ЛЭП. И для нескольких других городов — в частности, для расположенных чуть в стороне от трассы ЛЭП пары десятков небольших городков, где Гомес "прятал" венесуэльскую армию. Формально это были "сельскохозяйственные центры", где делались те же консервы — но в связи "с возможностями диверсий" они очень неплохо охранялись, в среднем в городке с населением тысяч в пять "охраной" занимались минимум пара батальонов.

Самым интересным было то, что даже сами "охранники" не считали свои занятия военной службой. Они работали на фабриках, в полях — и всего лишь пару дней в неделю да и то по полдня "тренировались защите городка от бандитов". Всем же понятно, что бандитов желательно мочить с большим ущербом для них и с минимальными потерями для защитников, поэтому изучать работу с пулеметами и пушками сам бог велел — если за это еще вдобавок и зарплату платят. Все же дон Хуан, хотя и считал всех венесуэльцев прирожденными дебилами, в свое окружение подобрал очень грамотных социологов и пропагандистов…

После торжественного пуска станции (я на всякий случай даже в машинный зал заходить не стал) Васька отправилась обратно в Сьюдад Электрико заканчивать третью турбину, а я вернулся в Россию. И понял, что зря я так долго отдыхал.

Плотно наблюдать за большевиками я перестал еще с год назад — если говорить об "эмигрантах". "Приличные" большевики большей частью на моих же заводах и работали, причем работали очень неплохо и — что меня удивляло больше всего — "эмигрантов" вообще ни в грош не ставили. Впрочем, зря я, наверное, удивлялся: меньшей частью "верные ленинцы", как я прозвал "зарубежных сидельцев", занимались сугубо своими делами, никоим образом не влияя на творившееся в России. Да и было их с два десятка. Прочие же "осваивали сибирские просторы" и даже не рыпались — разве что иногда сбегали аж в Америку, где и пропадали из виду. То есть как-либо серьезно повлиять на творившееся в России они не могли.

Они, собственно, и не влияли — однако навлиял явно кто-то более могучий. Причем навлиял и на фронте, и в тылу.

В Сьюдад Электрико выходили две ежедневные газеты на русском языке и одна на испанском. Плюс одна русская и пять испанских доставлялись из столицы — так что казалось, что информации много. Но оказалось, что только казалось: за океаном никто не писал о том, что забастовки на заводах (в том числе и оборонных) случаются по две-три в день. Не на моих, но напряжение стало заметно и почти во всех городах, где эти мои заводы были построены.

Причина была проста: "мои" колхозы все же работали большей частью на мои же заводы, в тех же местах, где заводов не было, торговля в моих магазинах велась в основном местными продуктами. А с ними уже с июня стало довольно плохо. С бананами — хорошо, а вот с картошкой и капустой — неважно. Стал заметен недостаток круп — и "традиционная" торговля цены на продукты подняла. Да, в моих магазинах цена не изменилась — но что толку от низкой цены на то же пшено, если его просто нет?