Александр Ханин - Гессенская волчица [litres]

Уже утром 29-го января русские войска начали наступление для уничтожения финских боевых отрядов и разрушения уличных баррикад. Жестокие бои вспыхивали то там, то здесь. Несколько баррикад оказались неприступными и генерал Перлик приказал выкатывать на прямую наводку пушки Финляндского артиллерийского полка. Щитов на пушках не было, и артиллеристы несли ощутимые потери от финских пуль, но баррикады были разрушены.

К утру 30-го января всё было кончено. Финские боевые отряды были рассеяны и мятежный Гельсингфорс был покорён. В плен попал раненый генерал Шауман.

В течение следующей недели контроль был восстановлен над всеми крупными населенными пунктами Финляндии.

Отдельные вооружённые шайки встречались ещё больше месяца. Вооружённых мятежников отлавливали и отправляли за решётку, а чаще всего – просто стреляли при задержании. Казаки-атаманцы, которые потеряли от финских пуль двух офицеров, единогласно приняли решение: «Чухну в плен не брать!» Захваченных с оружием в руках мятежников они никуда не передавали, а рубили на месте. Знавшие об этом офицеры смотрели на подобную жестокость сквозь пальцы.

По всей Финляндии стихийно начались массовые забастовки. Так, как заводы и фабрики были финские, а промышленники и забастовщики – финнами, то генерал-губернатор Перлик собрал хозяев предприятий, которым объявил, что вмешиваться в забастовки и заставлять рабочих выйти на работу он не собирается. Разве что рабочие начнут устраивать беспорядки на улицах или предприятиях, или же сами промышленники обратятся за помощью к русским властям.

Каких-либо экономических требований забастовщики не выдвигали, и после того, как промышленники, понесшие убытки от простоя, нашли с рабочими общий язык, заводы и фабрики заработали в прежнем режиме.

* * *

За участие в мятеже и беспорядках было арестовано больше трёх тысяч человек. Военный суд приговорил к казни через повешение девяносто одного человека, среди которых был генерал Шауман и его сын-убийца. Аналогичное наказание получили иные вожди мятежа, среди которых оказались сенаторы Энеберг и Тудер, профессор Мехелин. Александра Фёдоровна отказалась помиловать мятежников, оставив без рассмотрения многочисленные ходатайства, и все приговорённые были повешены в Свеаборгской крепости.

За активное участие в мятеже финские сенаторы Нюберг, барон Пальмен, барон Моландер, барон фон Тройль, Игнациус, губернаторы Мальгрен, 189 189 Мальгрен Андрей Иванович, экстраординарный профессор зоологии в Императорском Александровском университете (1865). Губернатор Улеаборгской губернии (1889). Споре 190 190 Споре Вальфред Оттонович, действительный статский советник. Губернатор Санкт-Михельской губернии (1888). и Бэм 191 191 Бэм Эдвард Васильевич, статский советник. С 1883 г. с лужил в Финляндской паспортной экспедиции. Губернатор Тавастгусской губернии (1895). отправились на каторгу.

На каторгу же отправилось более двух десятков финских врачей, которые оказывали медицинскую помощь раненым мятежникам, и не сообщали об этом полиции.

Срочно созданные военно-полевые суды работали, не покладая рук. Ещё не успевали высохнуть чернила на протоколе судебного заседания, как конвоиры приводили нового подсудимого. Всех финнов, получивших огнестрельные ранения, военные суды априори считали мятежниками. Рассмотрение дел в отношении таких лиц занимало не более десяти минут.

Точно так же суды относились к финнам, у которых было обнаружено хоть какое-то огнестрельное оружие. Прячешь винтовку или пистолет? Значит ты мятежник.

Лондонские, стокгольмские и копенгагенские газеты не уставали печатать гневные статьи, проклинающие «русскую средневековую инквизицию», а тем временем отдельным постановлением Комитета министров было принято решение о выселении из пределов Великого Княжества Финляндского всех лиц, сочувствующих мятежу и проявивших нелояльность самодержавию, либо подозреваемых в таковом. Сибирские губернии получили много новых жителей, выдержанных, культурных и образованных, а на опустевших финских хуторах, конфискованных в доход русской казны, появились первые русские переселенцы. Обычно это были отставные унтер-офицеры…

В Сергиевском дворце проходило заседание Комитета Государственной Обороны. Граф Игнатьев излагал своё видение корейской проблемы. Он сообщил присутствующим, что два дня назад, 30-го января корейский ван вместе с наследником престола сумел сбежать из японского плена и перебраться в русскую дипломатическую миссию в Сеуле. Консул Вебер вызвал из Чемульпо десантную роту с крейсера «Адмирал Корнилов», которая немедленно прибыла в Сеул для защиты здания миссии. Сразу же по прибытии в миссию, ван отдал приказ казнить министров-изменников. Приказ был выполнен незамедлительно – премьер-министр и два других министра были убиты на улице средь бела дня и их головы были выставлены на обочине дороги, другие три министра сумели сбежать в Японию. Под охраной русских штыков на территории русской миссии король сформировал новое правительство, большей частью из сторонников сближения с Россией.

Канцлер закашлялся, выпил воды, и продолжил:

– Итак, господа, сложившаяся обстановка заставляет нас действовать скоро. Россия должна оказать поддержку королю Кореи. Отказывать ему или оставаться в бездействии в ответ на высказываемые к России предпочтение и доверие казалось бы не только нежелательным, но даже опасным для нашего положения. России, безусловно, необходим свободный в течение круглого года порт в Корее. Военное столкновение между Россией и Японией является неизбежным, ибо отречение Японии от притязаний на Корею представляется невероятным. Потому Государыня повелела принять меры для упрочнения нашего влияния в Корее и для окончательного вытеснения японцев из пределов полуострова. Самые решительные меры, господа, даже если это приведёт к войне.

Последние слова канцлера прозвучали очень жёстко. Начальник Главного штаба генерал Лобко воспользовался паузой и спросил канцлера:

– Насколько далеко, Ваше Высокопревосходительство, мы можем зайти в поддержке Кореи?

– Корейский король обратился к Государыне, прося защиты и покровительства. – Граф Игнатьев достал из кожаной папки лист бумаги. – Он прямо пишет, что осознаёт «необходимость руководствоваться во всех важных государственных делах Советами и указаниями одной России», а потому желает, чтобы русское правительство «вверило роль руководителя и наставника корейских министров какому-либо доверенному лицу, которое в качестве главного советника кабинета присутствовало бы при всех его заседаниях и направляло бы деятельность корейских сановников на путь справедливости и разумного прогресса». Особенно необходимы советы в области финансовой политики и правильной организации военного дела, и он желал бы «образовать у себя надёжный и хорошо обученный корпус войск численностью на первое время до трёх тысяч человек».