Игорь Валериев - Личник

— Владимир Александрович, Вы читали воспоминания господина Кравчинского, который убил генерала Мезенцева?

— Это наш любезный, Сергей Михайлович?! По которому верёвка плачет? — с усмешкой уточнил штабс-ротмистр.

— Он самый, Владимир Александрович. Кстати, закончил Орловский кадетский корпус, потом Михайловское артиллерийское училище, в семидесятом году получил чин подпоручика. После года службы ушёл в отставку. А генерал-адъютанта Мезенцева также, как и «товарищ Иван» убил ударом кинжала. Но я не об этом, — я рукой показал, что понял невысказанный штабс-ротмистром вопрос. — В мае восемьдесят второго в Милане на итальянском языке вышла книга Кравчинского «La Russia sotteranea». Мне довелось почитать её перевод. Полковник Ширинкин поспособствовал. И меня там очень удивила одна информация. Автор описывает, что на Александра II готовилось пять покушений с применением динамита во время его обратного путешествия из Крыма в Петербург. При этом, Сергей Михайлович упоминает, что работа по прорытию московского подкопа вместе с двумя другими железнодорожными покушениями, подготовлявшимися к ноябрю, обошлась всего от тридцати до сорока тысяч рублей, включая сюда и разъезды. То есть за два месяца Кравчинским, который готовил эти три покушения, были потрачены огромные деньги. Наше тридцатилетнее жалование. При этом он считает эту сумму небольшой, хотя до этого пишет, что нигилистам-революционерам приходится за каждой сторублевой бумажкой бегать, высунув язык.

— Я читал эту книгу, Тимофей Васильевич. И в курсе, что её очень высоко оценили как за рубежом, так и наши либералы, включая Тургенева и Толстого. Но я не пойму к чему вы клоните.

— Владимир Александрович, если взять и хотя бы примерно прикинуть, сколько денежных средств затратили революционеры-террористы на свои попытки терактов, не считая всего остального, то получится сумма, которую трудно объяснить пожертвованиями сочувствующих революционному движению людей. А наши, погибшие террористы и захваченный Бекхэм-Белков, просто вопят о том, что за их спиной стоит государственная машина или банковский капитал, — я резко выдохнул и замолчал.

— Вы хотите сказать, что за революционерами стоят…, - штабс-ротмистр замолчал и, взяв со стола золотой соверен, показал мне профиль королевы Виктории.

— Я думаю, что это самый вероятный кандидат. Но на эту тему мы, действительно, поговорим в другой раз. Уже начало смеркаться, а я хочу успеть заехать на кладбище. На похороны не попал, так сегодня бы успеть, не тянуть до завтра.

— Тимофей Васильевич, я вас понимаю. Могу сказать, что похороны и поминки были достойные. Народу было много. Но всё прошло хорошо. Арсений Георгиевич всё очень отлично организовал.

— Тогда я вас покину, Владимир Александрович, — с этими словами я направился к вешалке.

Выйдя из здания, я взгромоздился на коня и отправился на кладбище. Сторож указал мне могилу, перед которой я простоял, пока окончательно не стемнело. Мысленно просил у Дарьюшки прощения, что не уберёг, не смог присутствовать на похоронах, убийцу живым не взял и ещё множество каких-то мыслей, которые через некоторое время и не мог вспомнить. Кажется, по моим щекам текли слёзы, замерзая на щеках, но я этого не замечал. Только сейчас и здесь понял, что всё — моей Дарьи, моей Куен Ионг, моей «смелой птички» нет, и уже никогда не будет.

Домой вернулся, когда на небосводе ярко светила луна. Коня во дворе принял денщик, который, предупреждённый братами, прогрел комнаты в доме и истопил баню. На столе в передней комнате нашёл записку от Арсения, в которой купец сообщил, что похороны и поминки провёл. На девяти днях его не будет, так как коммерческие дела зовут в Благовещенск, но он оставил денег Филатьевой, как двоюродной сестре, если я вдруг не вернусь к этому времени.

Взяв в комоде чистое исподнее и шаровары, пошёл в баню. Когда, пропарившись и помывшись, вернулся в избу, на столе меня ждал ужин. Основное блюдо тот же кулеш из пшенки, сала и мяса, которым питался последние пять суток. Для разнообразия свиной рулет из печи, солонина и ещё горячая краюха ржаного хлеба. Сам готовил денщик или кого-то пригласил для стряпни, меня как-то не заинтересовало. Во рту с утра не было маковой росинки и в животе настойчиво бурчало.

Достав из буфета два стакана, налил в них водки. Потом отрезал два куска хлеба и одним из кусков накрыл стакан для Дарьи. Только примерился к своей порции, как в комнату влетел денщик с круглыми от изумления глазами.

— Там… Это… Сам…, - на третьем слове казак Игнатов, который был выделен мне в денщики, окончательно завис.

Хотя в восемьдесят первом году название «денщик» было отменено, и было приказано впредь назначать генералам, офицерам и чиновникам прислугу из общего числа строевых нижних чинов. По-старому эту прислугу продолжали называть денщиками. Мне достался казак второго срока службы Игнатов Василий Петрович, которому было уже за тридцать и в строевом разряде ему оставалось служить чуть больше года. Старательный, но немного тормознутый или прикидывался таким. Впрочем, все дела, к которым я его раньше привлекал это воды натаскать, дров наколоть, печи в комнатах и бане истопить, да за конями ухаживать. У самого и времени на это не было, да и не по чину теперь такие хозяйские дела были.

— Игнатов, ваша речь очень информативна, — я поставил стакан с водкой обратно на стол. — А теперь соберитесь с силами и доложите, как положено.

Игнатов, растерянно хлопая глазами, пару раз прерывисто вздохнул, но произнести ничего не успел, так как из сеней в заднюю комнату через открытую дверь повалили клубы холодного воздуха, а я, услышав фразу «есть кто дома», начал, как мой денщик усиленно хлопать глазами.

«В гости пришёл цесаревич, а я в одной нательной рубахе, домашних шароварах и носках, — эта мысль вбила меня в ступор, и потому я скомандовал себе. — Хоре тормозить, встречай высокого гостя. Не каждый день к тебе домой наследник российского престола заходит, точнее, впервые. Опять слухи по городу пойдут».

Я вышел в заднюю комнату, куда уже ввалились цесаревич и ротмистр Волков. Следом зашли двое казаков конвоя из кубанцев, которые занесли две корзины. Поставив их на пол, причём в одной звякнуло, казаки вышли в сени, затворив за собой дверь.

— Тимофей Васильевич, мы к вам, как татары, незваными в гости пришли. Не прогоните? — улыбаясь, спросил Николай.

— Ваше императорское высочество, Евгений Николаевич, я рад видеть вас у себя. Прошу простить за мой внешний вид. Раздевайтесь, вот вешалка, — я показал гостям, куда было можно повесить верхнюю одежду. — Игнатов, чуни гостям неси, они за голландкой стоят.

Отдав команду денщику, я направился к шкафу, где висела моя форма, и быстро накинул на себя мундир. Пока приводил себя в относительный порядок, гости разделись, переобулись и, подхватив по корзинке, по моему приглашению, направились в переднюю избу. Увидев на столе накрытый хлебом стакан, наместник грустно и душевно произнёс: