Михаил Ланцов - Империя очень зла!

Подошедшие корабли и артиллеристы поставили точку в финале этой пьесы. Михаил Николаевич принял командование сводным гарнизоном и начал отправлять колонны к выявленных полкам лейб-гвардии для разоружения и ареста подозреваемых. А Император смог, наконец, вздохнуть свободно и пойти уже позавтракать, раз уже выспаться не дали.

Но и с приемом пищи не сложилось. Только он уселся, как в столовую вбежала вдовствующая Императрица с красным, заплаканным лицом и весьма растрепанном виде. Она только что прибыла, приведя с собой лейб-гвардии кирасирский Ее Величества полк, шефом которого являлась. Что сделало этих ребят первыми кавалеристами, что пришли на помощь Императору.

— Ты жив… — как-то нервно произнесла Мария Федоровна, уставившись на Николая Александровича как на приведение. К счастью говорили они тихо, а окружающие не стали мешать встрече матери и сына после всего пережитого.

— Ты все знала? — Тихо и сухо спросил он, когда слуги, повинуясь жесту, спешно покинули помещение и закрыли за собой дверь. Но она ничего не ответила, лишь поджала сильнее губы и чуть потупилась. — Знала и не предупредила? Мама… мама…

— Они обещали не убивать, — тихо, едва слышно прошептала она. — Просто заставить написать отречение. Если предупрежу, то за твою жизнь они не ручались. За твою и брата.

— Уезжай… — покачав головой, произнес Николай. — Не хочу тебя видеть.

— Сынок… — дернулась было она к нему, но натолкнулась лишь на холодный, безучастный взгляд.

— Признайся, они ведь советовались с тобой. Приходили. Говорили. И, возможно не раз. Проговаривали, что я после крушения поезда тронулся умом. Так ведь?

— Так… — неуверенно произнесла она, поджав губы. — Но откуда ты знаешь?

— Как все предсказуемо, — покачал головой Николай. — Они шли меня убивать мама. Убивать. Отца и Георгия они уже убили. Или ты думаешь, что крушение случайность? Оставался только я и Миша на пути Владимира Александровича к престолу. Он ненавидел и презирал «выводок злобного мопса», не собираясь оставлять в живых никого.

— Злобного мопса? — Удивленно переспросила женщина.

— Он так назвал тебя. Он признался, что всегда тебя ненавидел. Ты ведь мешала ему безраздельно властвовать над папой.

— Нет… — покачала головой Мария Федоровна. — Нет… нет… нет…

— Да, мама. Да. Распустили вы их с папой. Чуть нас всех не погубили. Или ты думаешь, тебе бы сохранили жизнь? Зря. Это очень наивно. У тебя слишком большое влияние. Если бы ты все узнала — начала мстить. Оно Владимиру Александровичу надо? Правильно. Нет. Поэтому тебя ждала бы такая же судьба, что и меня с братом и сестрами. Нас бы всех перебили, а людям сказали, что умерли мы кто от горя, кто от зноя, а кто от диареи.

— Мерзавец… — прошипела Вдовствующая Императрица, сверкнув глазами. От слез на лице не осталось и следа.

— От него не отстают и остальные. Сергей Александрович в своей манере просто фрондировал. Ибо обыкновенный заносчивый дурак.

— А Павел?

— Влияние Сергея Александровича не прошло для него даром. Его задел арест Алексея Александровича. В представлении дяди какой-то щенок посмел замахнуться на святое. Да и не было любви у него, как и у прочих братьев к отцу. Они его презирали, считая, что он получил престол зря и несправедливо. И меня считали если не выскочкой, то выродком, ошибкой судьбы.

— За что мне это? — Тихо прошептала Мария Федоровна и тихо сползла на услужливо подставленный ей стул Николаем Александровичем.

— Что посеешь, то и пожнешь, — пожав плечами ответил сын, направившись к столу, чтобы налить ей воды из графина. — Вы, мама, развели с папой этот гадюшник. Начал, правда, дед. Но ему простительно — либерал. Он был слишком одержим воздушными идеями, опасаясь смотреть себе под ноги.

— А ты не либерал? — Каким-то удивительно едким тоном спросила Мария Федоровна.

— Я? — Удивленно переспросил Николай Александрович и хохотнул. — Нет, мама. Из меня такой же либерал, как и балерина. Даже если надену пачку — буду выглядеть сущим недоразумением. Мне нет никакого дела до светлых идей дурных мечтателей и крепких устоев заплесневелых консерваторов. Для меня важнее то, что пользу приращивает. Надо для пользы дела дружить с либералами? Буду дружить. Надо водиться с консерваторами? Даже не сомневайся — не побрезгую. Ибо главное — что человек может и какую пользу принесет. Все остальное — детали. Для меня нет ни либералов, ни консерваторов. Для меня есть только те, кто ворует, и те, кто дело делает честно. Те, кто бездельничает, и те, кто ответственно трудится. И так далее. А все эти ярлыки оставь для светских богословов, демагогов-болтунов и прочих злодеев. Благо, что в России дураков еще лет на триста припасено и им есть, где развернуться.

— Сынок… что же ты такое говоришь… — покачав головой, беззлобно возмутилась вдовствующая Императрица.

— Думаешь, эти либералы, которые все как один стоят за свободную личность, меньше жаждут грабить? Они ничем не отличаются от консерваторов по своей природе. Только одним есть что терять, и они за это хватаются, стараясь тащить в будущее давно прошедшие годы. А другие жаждут отвоевать себе место под солнцем и ищут варианты. Вот и все отличие. Но поверь — подвернись шанс любому из них — грабить будут с одинаковым остервенением. Ибо в природе человека нет ничего доброго и светлого. Поэтому то поступок Владимира Александровича и был таким предсказуемым мама. Словно открытая книга.

— Что ты имеешь в виду? — Напряглась Мария Федоровна.

— То, что я знал о заговоре и специально спровоцировал этих мерзавцев действовать. Мне некогда ждать, пока эти уроды наберутся смелости и уже решатся на что-то. Дела не ждут. А идти вперед с таким тылом — глупая затея. Тебя это удивляет?

— Это… это кошмарно… — покачав головой прошептала она.

— Что именно? То, что братья твоего мужа планировали вырезать всю его семью? Да, мама, это кошмарно. Ты ведь это имела в виду, я надеюсь? — С нажимом произнес Император. — Или твои рефлексии мешают трезво осознавать ситуацию? И затрудняют понимание того, что эти люди убили твоего супруга и твоего сына. И собирались убить твоих оставшихся детей, а потом и тебя саму. Серьезно?

— Боже… — едва различимо пролепетала вдовствующая Императрица и, уткнувшись в ладони, заплакала. Беззвучно. По вздрагивающим плечам только и можно было разобрать, что происходит.

Николай Александрович подошел к ней. Обнял и прижал к себе. Тихо приговаривая, пытаясь успокоить. И коря себя за то, что слишком грубо с ней обошелся. В конце концов она была просто женщиной, попавшей в очень сложную, непростую ситуацию и пытавшаяся защитить жизнь своих детей… как могла…. А он повел себя совсем не так, как было принято в эту эпоху. Слишком жестоко, слишком коварно, слишком решительно. Такого ведь никто не ожидал от молодого мужчины двадцати одного года от роду.