Михаил Ланцов - Империя очень зла!

— Ваше Императорское Величество, мне кажется, что вы сгущаете краски, — осторожно заметил генерал Буланже. — Германия получится сильна, но коалиция европейских держав сможет ее разбить.

— Сейчас не начало, а конец XIX века и баланс сил изменился. Чего стоит французская армия? Мы это видели в последней войне, когда ее легко и непринужденно разбили прусские войска. И поверьте, русская армия не лучше. Бардака может и меньше, но она застряла в глубоком прошлом. Представьте себе — оружие уже получило нарезы, а мозги генералов еще нет. У немцев дела обстоят много лучше нас вместе взятых — и в плане выучки личного состава, и в плане подготовки офицерского корпуса, и в плане вооружений. Прямо сейчас нам нечего им противопоставить.

— Получается, вся надежда на Англию? — Удивился министр иностранных дел Франции. — Как и во времена Наполеоновских войн именно Туманный Альбион станет той ключевой силой, что изменит ход европейских войн.

— Боюсь, господа, что Англия нам в этом деле не помощник.

— Но почему? У нее прекрасная армия! Выучка английской армии даже лучше, чем у германской. Да и с вооружением у нее все хорошо. Много лучше нашего. Она — эталон!

— Не соглашусь с вами. Английская армия застряла в прошлом не хуже русской. Но это — мелочи. Главное — она очень маленькая. Если королева прямо сейчас решиться ее разворачивать для большой войны, то окажется, что у нее просто нет подходящего количества офицеров. А те, что есть, бестолковы в основной массе, ибо уже почти век сражаются лишь с дикарями. Так что, большая армия в исполнении англичан окажется просто неуправляемым стадом. Бог, как показала практика, не всегда на стороне больших батальонов. Так или иначе, но я бы не стал возлагать особых надежд на Англию. Кит слону не товарищ.

— Так что же делать? — Мрачно произнес председатель кабинета министров Франции. — Делать ставку на Италию и Испанию? Но они слабы…

— Я полагаю, что нам нужно для начала заключить союз между нашими державами. Комплексный. И военный, и политический, и экономический. После чего начать серьезно готовиться к большой войне, уповая на Господа Бога нашего в том, что она начнется не раньше, чем мы к ней подготовимся…

Военный формат предложенного союза сводился к простой и банальной формуле. Если на Россию или Францию нападает любая третья держава, то второй участник этого договора обязан объявить войну агрессору не позднее, чем через неделю после начала всеобщей мобилизации у союзника. А до того момента ограничиваясь в отношении него дружественным нейтралитетом. Ну и сражаться до победного конца сообща, не склоняясь к сепаратным переговорам.

Просто и банально. Особенно на фоне богатого букета экономических предложений. Тут Император выкатил на откровенно ошарашенных французов целый воз всякого рода затей. Идей было очень много, как монументальных вроде таможенного союза, так и частных, прорабатывающих разные варианты совместных коммерческих предприятий.

Поднимался вопрос и Панамского канала. К общему неудовольствию гостей Николай Александрович довел до них, что в курсе крайне плачевного положения этого предприятия. И что было бы неплохо по-настоящему осудить виновных, зарабатывая доверие народа. Ведь он ждет именно этого.

Кроме того, он напомнил важную деталь. Суэцкий канал тоже строили французы, и тоже обанкротились. Плодами же от его сооружения воспользовались англичане. И если прямо вот сейчас не предпринять никаких решительных мер, то с Панамским каналом получится тоже самое. Только в этот раз будут не англичане, а те же американцы. И он, Император, готов был в нем поучаствовать, рискнув репутацией, «за долю малую».

Другим направлением предложений было ограничение колониальной экспансии Великобритании весьма простыми и нехитрыми способами. А именно совместная гарантия независимости и территориальной целостности Абиссинии, Персии и Сиама. Для Франции, позиции которой в Индокитае были очень слабыми — это был выход. Потому что «отжать» Сиам себе у них не получалось, но и отдавать его англичанам не хотелось совершенно. А тут такой интересный вариант. Прямо по классике — ни себе, не людям. Вроде и проиграл, но не так обидно. Поэтому такой сценарий гостей заинтересовал чрезвычайно. Во всяком случае в Сиаме и Персии, которую они посчитали компенсацией за поддержку французских интересов Парижа в Индокитае. А вот Абиссиния их в немалой степени удивила.

— Зачем она нам? Пустое, глухое место.

— Так и есть, — кивнул Николай Александрович, не желавший выкладывать все карты перед союзниками. — Считайте это моим маленьким капризом. Для меня эта страна не только одна из колыбелей мировой цивилизации, но и одна из немногих держав — носителей старинного православия, устоявших перед напором магометан. В наши скорбные дни торжества протестантизма православные и католики должны поддерживать друг друга. Да и стоить это нам почти ничего не будет. В идеале было бы неплохо, если бы Франция уступила России Джибути, что совсем избавило бы вас от трат на эту затею. Вы ведь не признали еще этот клочок земли своей колонией. А мне, как православному правителю, было бы очень приятно облагодетельствовать православных жителей Абиссинии…

Проболтали часов пять кряду. Много. Обстоятельно. Интересно. И чем более общались, тем больше проступал контур будущего союза.

Французы были «за». Все упиралось только в детали. С чем-то они были согласны, с чем-то нет. Но в целом — чем дальше, тем больше удавалось сгладить противоречия пакетами взаимных уступок. Здесь мы вас поддержим, здесь вы нас. А вон там — общим фронтом выступим. Ну и так далее.

— Итак господа, осталось обговорить последний вопрос. Чистую формальность. Чтобы укрепить дружбу между нашими державами необходимо заключить династический брак.

— Ваше Императорское Величество, Франция ведь республика… — осторожно произнес Буланже.

— И как это мешает делу?

— Но… — промямлил генерал, совершенно растерявшись. — Как республика может заключать династические браки с монархией? Это же невозможно. Вы хотите, чтобы мы провели государственный переворот и возродили монархию?

— Решение на этот случай уже придумала и обкатала в вековой практике Венеция. Их Большой Совет мог присвоить любой благородной даме пожизненный титул дочери святого Марка… то есть, дочери Венеции. Что позволяло Венеции, будучи республикой, заключать династические браки с монархиями. Какой святой считается покровителем Франции?

— Мартин Турский.

— Отлично. Пусть будет дочь Святого Мартина. Так даже лучше. — Произнес Николай Александрович, не выдержав и улыбнувшись только ему понятной ассоциации с эпическим полотном «Игры престолов». — Вот. Осталось определиться с кандидатурой. Итак, какие у нас есть благородные дома?