Михаил Ланцов - Империя очень зла!

Впрочем, таких эпизодов было очень мало. Бунтовщики имели хорошо если одну винтовку на десяток бойцов. Артиллерии так и вообще почти не было. Поэтому стрелять в появляющиеся разъезды если и начинали, то только в ответ. А при появление превосходящих сил, особенно с артиллерией, спешно отходили ближе к городу.

Ситуация усугублялась еще и тем, что из Австро-Венгрии на просторы царства Польского в первые дни восстания ломанулись люди, пожелавшие поддержать дело возрождения Польши. В том числе и всякого рода революционеры. И они, разумеется, сразу же отправились в Варшаву, где пыталось зародиться хоть какое-то временное правительство.

Так что, замкнув кольцо окружения и немного его стянув, Император сделал предложение бунтовщикам, от которого они не могли отказаться. Все просто и предельно понятно. Либо бунтари выставляют своих полномочных депутатов для обсуждения капитуляции, либо город подвергается продолжительному артиллерийскому обстрелу и решительному штурму. Отреагировали они очень быстро и живо, лихо выделив делегацию, после общения с которой Николай Александрович и отправился на пресс-конференцию.

— Добрый день, господа! — Произнес наш герой, входя в помещение. Все хором встали и разродились приветствием, которое, впрочем, было им воспринято как белый шум.

Прошел в президиум. Сел. И кивком предложил всем остальным присаживаться. Начали. Он, по уже заведенной традиции, кратко сообщил цель беседы и ее рамки. После чего сделал небольшой доклад по теме, обрисовав ее в целом, чтобы было понятно от чего плясать.

— А правда ли, что под Варшавой идут тяжелые бои?

— Нет, бунтовщики отступают почти без боя. Им нечем сражаться.

— Говорят, что под Радомом слышали артиллерийскую канонаду. Поговаривают, что город в руинах.

— Там всего одна батарея конной артиллерии. Как вы понимаете, она натворить таких дел не в состоянии. Тем более, что город был взят без единого выстрела.

— Получается, что люди врут?

— Почему сразу врут? Может быть они сочиняют. Фантазия у них богатая. Вы об этом не думали?

— Но это уважаемые люди!

— Ничего не могу с этим поделать. Знал бы раньше, обязательно оправдал их ожидания и приказал расстрелять по Радому весь боезапас 4-фунтовых пушек конной артиллерии. Разрушений это бы почти не произвело, но хоть канонада бы получилась. Но, как вы понимаете, уже поздно. Они бы придумали раньше, чем узнали, что там на самом деле произошло.

Так и перекидывались фразами. Журналисты после первых двух пресс-конференций осмелели и очень действовали очень активно. Ведь он не затыкал им рот и позволял задавать даже самые острые вопросы. Представители же дипломатических миссий больше слушали, изредка задавая осторожные вопросы.

— Как вы думаете, что послужило причиной восстания?

— Полагаю, этот вопрос нужно задавать не мне, а моему правящему брату Францу Иосифу. Ведь это его люди из года в год занимаются подрывной деятельностью в Привислинском крае. Именно он укрывает и поддерживает лидеров польских повстанцев.

— Говорят, что поляков возмутило нежелание Вашего Императорского величества распространять на них парламентскую реформу.

— Так и поступили бы как цивилизованные люди, готовые к парламенту. Написали бы прошения, прислали бы делегацию. Бунт поднимать-то зачем? Боюсь, господа, это только повод…

Потихоньку основной шквал вопросов прошел и перешли к более обстоятельной беседе. Уже с опорой на статистику и кое-какие выкладки разных министерств.

— Вы понимаете в чем дело, — продолжал говорить Император. — Поляки — они ведь никак не смирятся с потерей Речи Посполитой. Или как там правильно? Ржечь? Сами сделали. Сами потеряли. Никто им в том не был помощник. Им не права свои хочется отстоять или независимость. Им былое величие вернуть мечтается. Но, увы, этого сделать уже никак не получится.

— Почему же? — Кто-то выкрикнул с места.

— Даже если случится страшная трагедия и Россия рассыплется на множество независимых земель, полякам никто не даст их собрать в старом формате. Потому что и Германия, и Австро-Венгрия не в пример сильнее былых столетий. Времена, когда крылатые гусары спасали Вену давно прошли. Из-за чего все эти грезы можно считать не более чем идеализмом и утопизмом.

— И, вы думаете, что полякам не получится создать независимое национальное государство?

— Национальное — возможно, но оно не будет независимым из-за своей чрезвычайной слабости. А так как их пару столетий кряду накручивали против русских, то, скорее всего эти национальное государство примкнет к любому нашему противнику. Не потому что им это выгодно, а потому что это вредно для нас. Прямо как в присказки: «Назло бабушке уши отморожу». А дальше… их просто ассимилируют, как и многих других западных славян.

— Как чехов? Но ведь они сохраняют самобытность!

— Речь не о них. Я полагаю, что вы все знаете, что земли в Силезии, Позене, Бранденбурге, Померании и обоих Мекленбургах есть территории, на которых с незапамятных времен проживали славяне. Именно их в свое время и покорили германские феодалы. Пришли с дружиной и установили свою власть, язык и культуру. После чего в течении нескольких столетий упорно трудились над ассимиляцией. В итоге ядро современной Германской Империи — восточная часть королевства Пруссия — населена самыми что ни наесть натуральными славянами. Только принявших немецкий язык и немецкую культуру. И, прошу заметить, никому из них даже в голову не приходит роптать на свою судьбу.

— Но позвольте! — Возмутился представитель Германской дипломатической миссии. — Как такое возможно? Это немцы!

— То есть, вы хотите сказать, что немцы пришли на эти земли и вырезали все местное население? Занимались целенаправленным уничтожением славян и прочими богопротивным делами, несмываемо замаравшись в крови? Не наговаривайте на себя! Это так же нелепо, как бегемот в балетной пачке. Впрочем, ничего дурного я о германском методе ассимиляции сказать не пытаюсь. Люди счастливы? Счастливы! А это главное. Это же касается и поляков, ведь Пруссия — единственная страна региона, которая научилась находить с ними общий язык. И, как ни странно, жестким, силовым методом. Очень продуктивным, как показывает практика. Россия же, в своей безграничной духовности и человеколюбии, попыталась вести дела «по-хорошему». Фактически мы попытались реанимировать проект Речи Посполитой под новым соусом. Но, увы. Ничего не выходит. Не хотят поляки быть частью Общего дела, когда главные не они. А значит, что? Правильно. Не общего дела они жаждут, совсем не общего. А своего. Пока они были главными в Речи Посполитой, то считали справедливым насаждать польский язык и католическую веру. Как уступили это первенство другим, то сразу стали возмущаться, почему это новый доминант пытается насадить единое языковое пространство. Злодей! Негодяй! Мерзавец! Как он смеет?! Им можно, другим нельзя! Так что ли? Грустно и скучно это обсуждать.