Мария Бородина - Плач земли

Тео прекрасно запомнился день, когда после утренних процедур его спешно отправили на выход с вещами. Он никогда не сможет забыть, как стоял на пустыре у лечебницы прямо в больничной пижаме и тапочках, сонный от препаратов и заторможенный. Как просыпающийся разум заново давал названия знакомым вещам и явлениям. Как шёл девять километров по асфальтовой дороге, отделяющей изолированный мир медицинского учреждения от цивилизации, и как на него смотрели человеческие особи, когда он ворвался в город. Здания, что Тео видел ежедневно, работая на разъездах, теперь казались незнакомыми и враждебными, а ритм жизни – непривычным и торопливым. Казалось, что его бросили в гигантский муравейник с размаху.

К счастью, Тео добрался до дома без происшествий: финансовые единицы с его чипа не сняли. Он зашёл в запылённую комнату, разворошённую обыском, не раздеваясь, рухнул в кровать и крепко заснул.

На следующий день к Тео снова явились люди в штатском. Но уже не с обвинениями, а с подпиской о неразглашении государственной тайны. Где, собственно, крылась тайна – никто даже не соизволил объяснить: его просто поставили перед фактом. Когда Тео после долгих уговоров соизволил поставить закорючку подписи на плотном листке бумаги, перед ним даже извинились за ошибку. Ему сообщили о законном праве на реабилитацию, смену имени и числового коэффициента, и выдали на руки необходимые разрешения. Встреча оставила неприятный осадок и стойкое чувство вины за нарушенное табу. Только вот что именно он должен был забыть, Тео так и не понял.

Тео, непременно, счёл бы меры конспирации лишними, если бы не косые взгляды на улицах, знакомых с детства. Если бы не стойкая слава диссоциирующего и ядовитые усмешки в лицо. Он встречал их всюду: в магазинах, в кафе, в Городском совете, куда приходил узнавать о вакансиях, и где, конечно, не находил ничего, кроме бесконечных отказов. Но он решился на крайние меры лишь тогда, когда последние финансовые единицы – наследство, оставленное матерью – иссякли. Слишком уж он сросся с собой прежним. С тем, чьё сердце унесла с собой в чужой мир случайная знакомая. Анацеа. Бессамори.

Тео не пришлось долго думать над новым именем. Он просто хотел отдать дань девушке, что вытащила его из лечебницы. Пусть даже так.

Зейдана вернулась лишь под вечер, уставшая и поблекшая, как ссохшийся цветок. Даже её глаза потеряли блеск. Не говоря ни слова, она схватила Кантану за руку и потащила наверх, выдернув из-за рояля. Кантана пыталась было воспротивиться, но внешний вид сестры говорил о том, что она вряд ли воспримет её доводы.

Пока ноги пересчитывали ступени лестницы, Кантана строила в уме догадки. Но в голову не приходило ни одного рационального вывода, и от этого становилось только страшнее. Что-то случилось. Но что?!

Дверь бухнула о косяк, закрыв дорогу холоду из коридора. Последняя волна сквозняка ворвалась в щель и просвистела по лодыжкам. Холодная, но странным образом уютная белизна ударила по глазам. Умиротворяюще запахло лавандой и мятой. Зейдана привыкла поддерживать стерильную чистоту в своей комнате: такую безупречную, что каждый вздох визитёра непременно сопровождался страхом.

– Чувствую, что-то серьёзное случилось, – выдохнула Кантана с напряжением, едва рука Зейданы разжалась, освободив её.

– Сестрица, знала бы ты! – Зейдана на ходу сбросила френч.

Створки шкафа заскрипели, демонстрируя богатый гардероб средней сестры Бессамори. Кованые вешалки с замысловатыми завитками держали за плечики платья из дорогих тканей. Кантана с завистью оценила разнообразие оттенков: от светло-серого до насыщенно-ультрамаринового. Она тоже шила свои наряды из лучших тканей, смело комбинировала благородные материалы с невесомым шитьём и кружевом, выбирала самые модные фасоны, и непременно украшала воротнички расшивкой с бисером и камнями. Но один нюанс мешал получить удовлетворение: ничто не могло разбавить монотонную чёрную глубину её платяного шкафа. Разве что, случайный любовник в необозримом будущем, которого она спрячет от матери, дабы не присоединиться к ссыльным. Кантана была уверена, что у неё рано или поздно появится любовник и заведутся отношения – слишком уж она привыкла посылать к Разрушителям Устои и Положения. Она не сдержала усмешки, представив себе эту картину.

– Кантана, – Зейдана сняла гипюровые перчатки, обнажив веснушчатые руки, и принялась расстёгивать жилет. Лазуритовые пуговицы мерцали, как осколки луны в ночи. – Ты уже знаешь, что случилось с твоей подругой?

Сердце, громко ёкнув, упало в пятки. Мороз защекотал кожу. Так значит, Зейдана ездила в дом к Тилен! Видно, Сасси отделала её так жестоко, что та до сих пор не встаёт. Теперь, когда Зейдана всё видела, скрыть свою причастность к произошедшему вряд ли получится. Единственный выход – отрицать всё до последнего. Что ж…

– С кем? – Кантана, легко улыбаясь, старалась держать оборону, – С Мией? Да, вроде, только что её видела. Что могло произойти с ней за две минуты?

– Ты хорошая актриса, – Зейдана невесело закивала, закидывая рабочий чемоданчик на верхнюю полку шифоньера. – Ведь знаешь же, что говорю о Тилен. По глазам вижу.

Кантана вздрогнула. Горячая волна крови отхлынула от лица и устремилась вниз, породив резкое головокружение. Ноги ослабли: ещё секунда и колени подогнутся! Чтобы избежать курьёзов, попятилась к стене.

– Я слышала, что девочки её сильно избили, – Кантана изо всех сил старалась, чтобы голос звучал твёрдо. – Только вот ошибочка вышла: Тилен мне больше не подруга. Уже неделю как. Поэтому дальнейшая её судьба меня не интересует.

– Если её и избили, то не так сильно, – Зейдана пожала плечом, и у Кантаны тут же отлегло от сердца, – по крайней мере, синяков и ссадин у неё мало. Всё хуже, сестрица.

Что значит «хуже»? В носу нещадно защекотало, как и тогда, на ступенях Башни. Явственный аромат плесени и сырости накрыл Кантану, словно она заново переживала злополучный день, что повёл её судьбу под откос. В какофонии воображаемых ароматов выделялся сладковатой нотой тонкий душок падали. Словно она вновь стояла на ступенях во мгле, рядом с ухмыляющейся предательницей Лазовски. Рядом, но уже одна.

– Животик заболел? – Кантана опустила глаза. – Из-за жалкого недуга кровной связи её мать отдала последние гроши за твой визит?

– Не взяла я с них денег, – голос Зейданы звучал взволнованно. – У них настоящая беда. Кажется, Тилен подхватила недуг Пропасти.

Слова зазвенели в ушах похоронным колоколом. Солнечный свет, отражающийся от белых стен, внезапно стал неимоверно ярким и острым, словно нож.

– Недуг Пропасти?! – задохнулась Кантана, не удержав эмоции.