Евгений Шалашов - Декабристы-победители [litres]

Запекшаяся кровь залила глаза, смотреть трудно. Когда проморгался, удалось разглядеть длинный стол, за которым сидело два человека. Еще один расхаживал из угла в угол. Из сидящих узнал одного – полковника Генерального штаба князя Трубецкого. Князь раза два приезжал в их саперную школу. Правда, сейчас полковник – с эполетами генерал-лейтенанта. Второй – сухопарый, в гражданском платье, незнаком. Ну, а третий, расхаживающий – командир гвардейской пехоты, генерал от инфантерии Бистром Карл Иванович был личностью известной.

– Скажите, штабс-капитан, что такое вы затеяли? – поинтересовался статский.

– Михал Михалыч, – отмахнулся Бистром. – Чего ж тут спрашивать-то? Цель понятна: помочь мятежнику Муравьеву удержать крепость.

«Михал Михалыч, – пронеслось в голове у Сумарокова. – Стало быть, Сперанский!»

– Ну, мне интересно услышать из первых уст, – строго посмотрел Михал Михалыч на генерала, отчего тот несколько смешался.

«Дела! Генерал Бистром тушуется перед штафиркой?!» – подумал Сумароков, а вслух сказал:

– Вы бы, сударь, вначале представились. Почему я должен отвечать первому встречному?

– Извольте, – охотно откликнулся статский. – Член Временного Правительства. Председатель Правительственного Сената Сперанский. Можете называть просто – Михаил Михайлович.

– Насколько я помню, главой Правительственного Сената является князь Голицын, – усмехнулся штабс-капитан, превозмогая головную боль. – Сенаторов император утверждает.

– Это, молодой человек, мелочи. Название. Главное то, что я – законный глава, скажем так, законодательной власти. Вы, разумеется, не велика птица, чтобы я тут перед вами распинался, но замечу, что иностранные государства уже готовы признать законность Временного Правительства.

– Ну, еще бы да не признали, – согласился штабс-капитан. – И Франция радехонька, а уж про Англичан – так и вообще молчу. Только вот скажите, господа… генералы, за что же вы с Россией-то так?

– Я за Россию воевал еще тогда, когда ты под стол пешком ходил! – вспылил Бистром. – У меня ран на теле больше, чем у тебя… естественных отверстий. Мальчишка!

– А теперь, стало быть, можно ее и под нож пускать. А раны-то как, не беспокоят? Или – вы ранами своими… естественными свое предательство окупили?

– Дерзкий сопляк-то, однако, – усмехнулся Трубецкой.

– Было у кого учиться, – вздохнул Бистром, делая вид, что хамство штабс-капитана его нисколько не задело. – Начальник-то у тебя Клеопин?

– Его Высокоблагородие полковник лейб-гвардии финляндского полка господин Клеопин! – с гордостью сказал Сумароков.

– Наслышаны, – кивнул Сперанский. – Командующий русской Вандеей! Он же, Карл Иванович, у вас служил?

– У меня, – кивнул Бистром. – Клеопин на площади начал речи крамольные говорить, я его арестовать приказал. А когда в крепости сидел, то прапорщика-допросчика до белого каления довел, так тот на него с саблей кинулся. Я Клеопина приказал выпустить – на свою голову. Надо было расстрелять, не было бы и Вандеи доморощенной. Пожалел. Клеопин – из кавказских егерей, в лейб-гвардию за храбрость переведен.

– Ну, что уж теперь жалеть, – резонно заметил Трубецкой. – Вас, штабс-капитан, как зовут?

– Николай Степанович Сумароков, – отозвался тот и на всякий случай добавил: – Поэту Сумарокову не родственник.

– И сколько ж лет-то вам будет, Николай Степанович? – поинтересовался Трубецкой. – Двадцать, двадцать один?

– Осьмнадцать, – ответил Сумароков, надбавив два месяца.

– Вона! – удивился Трубецкой. – Я в этом возрасте еще в прапорщиках ходил. Быстренько вас. Верно, выпускались подпрапорщиком?

– Не успел, – признался Николай. – Был юнкером, а тут мятеж. Меня государь император сразу поручиком пожаловал. Штабс-капитана недавно получил.

– Уж не за разгром ли отряда господина Каховского? – спросил Бистром.

– Генерал-майора Каховского, – уточнил Сперанский.

Карл Иванович умышленно не назвал Каховского генералом. Он в свое время был против того, чтобы отставному поручику было присвоено звание полковника, а затем и генерал-майора. Впрочем, сам Бистром не стал отказываться от звания генерала от инфантерии.

– Ладно, господа, – вмешался князь Трубецкой. – Что тут говорить? Господин Сумароков – наш враг, здесь все понятно. Непонятна мне только цель вашего демарша. Вы посылаете обоз в Петропавловскую крепость – это понятно. Прошли через весь Петербург, не прячась. Умно. А вот зачем понадобился дурацкий прорыв к Генеральному штабу?

– А вы сами-то как считаете?

– Ну, как штабист, – медленно, взвешивая каждое слово, ответил князь, – и как начальник Генерального штаба считаю, что ваш рейд имел целью отвлечь наше внимание. И мы, откровенно говоря, беспокоились – а не будет ли атаки более крупных сил? Согласитесь, штабс-капитан, с вашей горсткой затевать атаку на укрепления – безумие.

– Значит, всё-таки получилось, – улыбнулся Сумароков.

– То есть главным было проведение обоза с продовольствием для мятежников? – хмыкнул Трубецкой и посмотрел на Бистрома: – А вы, Карл Иванович, войска от крепости приказали отвести…

Бистром только развел руками:

– Мои лазутчики сообщали, что «вандейцы» собираются освободить Санкт-Петербург. А тут…

– Кто разрабатывал операцию? Клеопин? – поинтересовался Трубецкой. – Талантлив, чертяка!

– Так точно, – сообщил Сумароков, гордясь командиром. – Николай Александрович сказал, что если нельзя сохранить чего-то в тайне, надобно об этом побольше шуметь, чтобы в общем шуме тайну сокрыть…

(На самом-то деле ничего подобного не было. Конечно, предполагали, что в Тихвине есть и глаза и уши «республиканцев», но распускать какие-то слухи было просто некогда! Стало быть, лазутчики сами додумали…)

– Что же, пожертвовав малым, добились большего. Хорошего вы офицера воспитали, Карл Иванович, – сказал Трубецкой. Не то – похвалил, не то – выговорил.

– Итак, – выдохнул Бистром. – Все-таки отвечайте, штабс-капитан, зачем вам все это понадобилось? Усилить мятежников? Или решили отбить великую княгиню Елену?

– Ее Императорское Величество, Елена Павловна – супруга императора Михаила, нашего законного императора, – поправил Сумароков.

– Ну, штабс-капитан, насчет законности – вопрос спорный, – улыбнулся Сперанский. – В Петропавловской крепости еще и сын императора Николая Александр, у которого больше прав на престол, нежели у Михаила.

– Законный император Михаил Павлович, – твердо сказал штабс-капитан.

– Да что вы нашему саперу голову морочите, – вмешался князь Трубецкой. – Он человек военный. В политические тонкости он вдаваться не научен. Странно, что кто-то из саперов жив остался. Как вам уцелеть-то удалось?