Алекс Бор - Ошибка невозможна

«В Агентстве разберутся, кто прав, кто виноват», — повторил про себя Сергей, с тревогой наблюдая за разгромом, который учинили чекисты в спальне. Он был уверен, что его родители ни в чем не виноваты, просто кто-то из соседей по дому посчитал их подозрительными и просигнализировал в Агентство. А чекисты отреагировали на сигнал, они никак не могли поступить иначе, потому что время сейчас такое — сложное и опасное. И обыск — это неизбежное зло, которое надо суметь пережить с достоинством. Потому что наверняка чекисты не найдут ничего такого, что могло бы заподозрить родителей в связях с террористами. Не найдут — и искренне извинятся за вторжение и причиненные неудобства…

Когда обыск в спальне родителей завершился — белье вздыбленной неестественной кучей осталось лежать на полу, — чекисты молча перешли в комнату Сергея. Коротко приказав ему и родителям сесть на кровати, они первым делом направились к невыключенному компьютеру.

На экране по-прежнему моталась из стороны в сторону пестрая заставка «Windows», системный блок обиженно гудел. Низкорослый молча выключил питание и отсоединил системный блок от сети.

— Компьютер изымается на время следствия, — сухо проинформировал высокий, а гномогоблин вынес системный блок в коридор. Родители не произнесли ни слова, только мать отрывисто и тяжело вздохнула. Сергей тоже промолчал, хотя его первым желание было броситься за низкорослым уродцем, вцепиться ему в рукав и во весь голос зареветь, чтобы тот разжалобился и вернул компьютер. Однако Сергей не предпринял никаких действий — каким-то шестым чувством он осознал, что все бесполезно, и его слезы отнюдь не разжалобят чекистов, а только разозлят их.

Он молчал, когда гномогоблин забирал компакты и дискеты с играми.

Молчал он, и когда чекисты принялись за книги, стоявшие на полках и в книжном шкафу. Тоскливо зашелестели страницы, на пол полетели письма и поздравительные открытки. Толстый гномогоблин поднимал их и не то чтобы читал, а долго и внимательно ощупывал, словно искал спрятанную пластиковую взрывчатку, рассматривал, хмуря лоб, подносил к яркой настольной лампе, стоявшей в нише ореховой «стенки», словно хотел найти следы тайнописи. При этом он тяжело дышал, словно это была тяжелая работа.

У Сергея защемило сердце, когда противный гномогоблин взялся за открытки. Он отлично помнил эти открытки. Многие из них присылала покойная уже бабушка… Когда Сергею было семь или восемь лет, он любил разглядывать и перечитывать их.

Вот на пол полетела самодельная открытка, которую недавно прислала Сергею бывшая одноклассница Маринка. Маринка — девчонка, но тем не менее — лучший друг. Можно даже сказать — свой парень. Маринка год назад вместе с родителями уехала из Староволжска в Оливию, где у нее жили родственники. «Вольный город Оливия» входил в состав Приморской республики, которая тоже когда-то была частью Федерации, но отделилась еще раньше, чем возник Волжский Халифат. В Приморской республике было гораздо спокойнее, хотя она граничила с южными горными странами, которые тоже имели зуб на Федерацию. Приморская республика недавно вошла в НАТО, там стояли американские войска, а с американцами исламисты в открытую связываться не решались. После того, как арабы взорвали атомную станцию недалеко от Лос-Анджелеса, американцы посчитали, что у них развязаны руки. В результате ряда молниеносных операций были ликвидированы несколько одиозных режимов в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Ядерное оружие, правда, американцы не применяли, хотя у них явно чесались руки. Но и без ядерного оружия многие города были превращены в руины, и Сергей не знал, как к этому относиться. С одной стороны, ему до боли в сердце было жалко своих двенадцати-тринадцатилетних ровесников, которые гибли под американскими бомбами. С другой стороны…

С другой стороны, из этих же пацанов террористы готовили фанатиков-камикадзе, которые слепо верили, что попадут в рай, если отправят в ад десяток-другой неверных…

Отец Сергея был более категоричен. «Нужно было закидать их атомными бомбами», — со злостью говорил он.

…Маринка писала Сергею каждую неделю. Письма, как ни странно, доходили быстро.

И вот теперь эти письма лежат на полу, вперемешку с другими письмами. А угрюмый чекист, похожий на помесь гнома с гоблином, вытащил из конверта очередное письмо, вернее, поздравительную открытку, которую Маринка прислала Сергею два месяца назад, как раз ко дню его рождения. Вытащил и читает ее. Сергей отчетливо видел, как шевелятся его тараканьи усы в такт движению губ, а на рябом лице блуждает неприятная получеловеческая-полузвериная улыбка. И Сергей думал об одном: только бы он не забрал этот маленький кусочек картона, добрую весточку от далекого, недоступного друга… Сергей едва сдерживался, чтобы не вскочить с места, он боялся, что эти страшные люди могут забрать с собой все то, что связывает его и Маринку… Он сидел рядом с молчащей матерью и до боли в пальцах стискивал уголок подушки, стараясь не смотреть на черных людей — но они, как призраки, стояли перед его глазами, толстый и тонкий, как чеховские персонажи, только не смешные, а страшные.

Маринкина открытка, брошенная небрежной рукой черного человека, упала на пол, затерявшись в груде писем, бумаг и распотрошенных книг. Сергей видел, куда она упала, и опять едва сдержал порыв — вскочить и броситься к страшной куче, похожей на могильный холм, чтобы спасти от гибели кусочек такого дорогого его сердцу картона, пока страшные люди в черном не передумали и не забрали с собой эту тоненькую ниточку, связывающую его с далекой Маринкой — как это они делали с другими, адресованными отцу, открытками и письмами, которые они забирали, складывая в темную кожаную папку.

Страх удерживал Сергея от опрометчивого шага. Мать с отцом, казалось, совсем не замечали ни погрома, учиненного в квартире, ни ночного присутствия чужих и страшных людей, ни тяжелого стука падающих на пол книг — книг, которые он, Сергей, любил читать долгими летними вечерами, пока у него не появился купленный отцом компьютер, и Сергей с головой не нырнул в виртуальную реальность… но и после этого он не забывал о книгах, потому что компьютер, при всех его достоинствах, был мертвым агрегатом, а книги — они были живые… «Таинственный остров», «Дети капитана Гранта», «Человек-амфибия», «Голова профессора Доуэля», «Аэлита», «Приключения Оливера Твиста», «Человек-невидимка», «Туманность Андромеды» — этими книгами Сергей зачитывался, когда ему не исполнилось и десяти лет… Затем пришел черед Булычева, Крапивина, Стругацких, Головачева, Толкина, Перумова, Лукьяненко…

И вот теперь они, эти любимые книги, унылой грудой валяются на затоптанном полу, вперемешку с серьезными отцовскими книгами по программированию, а люди в черном безжалостно ходят по ним, словно это не книги, а никчемный мусор. И никто — ни Сергей, ни отец не могут встать и сказать им: «Что вы делаете! Ведь нельзя же ходить по КНИГАМ!»