Иван Оченков - Стрелок-2

– Каково!

– Да-да, именно так. Кстати, он первый кулачный боец в тех краях и когда он заступился за меня, добрая половина мужиков тут же разошлась, не желая принимать участие в потасовке.

– А вторая?

– Что, вторая?

– Вторая половина. Ну, тех, у кого желание подраться не пропало?

– О, им пришлось не сладко!

– Даже так?

– Именно так. Это просто какой-то ужас творился, как даст одному в лоб – тот и лежит, будто покойник. Потом другому, потом третьему, а когда один из мужиков попробовал схватиться за оглоблю, он пообещал ему её засунуть прямо в…

– Спасибо я понял, куда именно! И чем же всё кончилось?

– Я сбежал!

– Что значит, сбежал?

– То и значит. Я очень испугался. К тому же моя миссия явно кончилась крахом, и в моем дальнейшем присутствии не было ни малейшей необходимости.

– И вы бросили своего заступника одного?

– А что мне оставалось делать? Вы бы видели этих людей… да они же дикие, разве что сырым мясом не питаются! К тому же этот солдат и без меня прекрасно справлялся, пока не подоспел этот ужасный отец Питирим.

– И как же звали этого солдата?

– Не помню, кажется, Дмитрием.

– Любопытно… опять солдат из-под Рыбинска…

– Простите, а можно я ещё покушаю?

– Да-да, конечно. Вы пока ешьте, а потом пойдете по этому адресу. Я предупрежу, вам там помогут.

– Большее спасибо. Вы не представляете, как я вам благодарен!

– Не стоит. И не торопитесь так, у вас еще уйма времени. Это мне пора.

– Вы уже уходите?

– Да. Дела, знаете ли.

– Простите, а вы не знаете, кто такой Троцкий?

– Э… кто?

– Троцкий.

– Нет, а что?

– Просто этот солдат, Дмитрий, когда я пытался его агитировать, сказал мне, будто я … как бы это… лгу, как Троцкий. Я думал, может, вы знаете?

– Никогда не слышал!

На заводе появление Будищева в парадной форме не осталось незамеченным. Только что начался обеденный перерыв, затих шум станков, стук инструмента, и мастеровые группами и поодиночке покидали рабочие места. Те, кто жили неподалеку, спешили домой, чтобы пообедать. Другим узелки с немудрящей снедью принесли дети. Третьи доставали харч из котомок и устраивались, где придется.

Степаныч с самого утра чувствовавший себя не в своей тарелке, едва прозвучал гудок, поспешно оставил свой пост и почти рысью направился на выход.

– Что это с ним? – недоуменно спросил один из подручных – молодой парень с чудным именем Афиноген.

– Да какой-то постоялец у него объявился, – угрюмо пояснил рябой слесарь Прошка. – Вот и торопится, старый хрыч!

– А зачем?

– Затем, что дочка без присмотра осталась.

– Зря ты так, – насупился сообразивший, наконец, в чём дело парень. – Стеша – девушка хорошая!

– Все бабы – шкуры! – зло мотнул головой слесарь и сплюнул.

Несмотря на несогласие, никто не стал ему возражать. Во-первых, у Прохора был взрывной характер и тяжелая рука. А во-вторых, все знали про его горе. Несколько лет назад от него ушла жена и с тех пор характер некогда спокойного и обстоятельного мужика совершенно переменился. Он стал крепко выпивать, буянить, драться с соседями и грубить мастерам на фабрике. Последнее приводило к тому, что его постоянно штрафовали, и получать за работу оставались самые пустяки, что тоже не улучшало характер несчастного слесаря. Всё шло к тому, что Прохора выгонят, но пока что, спасало мастерство, которое, как известно, не пропьешь.

Филиппов, не слушая пересудов за спиной, молча шагал вместе с другими рабочими к фабричным воротам, как вдруг людской поток притормозил.

– Кто это? – раздался совсем рядом удивленный возглас.

Подняв глаза, Аким Степанович увидел стоящего у ворот рослого унтера, увешанного крестами, в котором не без удивления признал своего постояльца.

– Ишь ты! – только и смог выговорить машинист.

Всё утро он корил себя последними словами за то, что пустил незнакомого человека в дом. Правда, вышло это само собой. Не оставлять же его было на улице, тем более, что сам взялся проводить? А потом Дмитрий достал водку и Степаныч понемногу утратил контроль за ситуацией. Надо сказать, что выпить он любил, но обычно жался. Всё-таки дочка уже почти на выданье, надо приданное копить. Он и за угол заломил целых пять рублей в надежде, что непонятный ему человек пойдет на попятный. А тот, сукин сын, возьми и согласись! С другой стороны – деньги-то не лишние. К тому же, если этот самый Будищев и впрямь служил писарем, да еще и георгиевский кавалер…

Как всякий родитель, Филиппов желал своей дочери счастья, хотя и понимал его сугубо по-своему. Иными словами, он хотел удачно выдать её замуж за порядочного, а главное – небедного человека. Хорошо бы за сына мастера, но тот учится в гимназии и его отец, пожалуй, на дочке машиниста жениться ему не разрешит. Можно за Архипа – приказчика в лавке, но тот, чего доброго, будет чваниться перед тестем и через губу разговаривать…

– Здорово. Дядя, – с усмешкой поприветствовал хозяина квартиры унтер.

– И тебе не хворать, – отвечал Степаныч. – Я гляжу, одежу-то прикупил?

– Нравится?

– Подходяще. Ты говорил, что тебе завтрева на работу?

– Да вот, вызвали. Только успел покупки Стеше отдать, да пообедать. Ты, кстати, поторапливайся, а то остынет.

– Вот спасибо! Ты всегда такой заботливый?

– Нет, только к родне. Дядюшка.

Неизвестно сколько бы они ещё препирались, но тут от заводской конторы отъехал хозяйский экипаж и идущим через ворота рабочим, пришлось посторониться, чтобы его попустить. Но пролётка неожиданно остановилась перед проходной и сидящий на пассажирском месте Барановский крикнул:

– Будищев, давайте сюда!

Дмитрий подмигнул на прощание Филиппову и запрыгнул в коляску. Причем, сел не на облучок к кучеру, а плюхнулся рядом с Владимиром Степановичем, как будто и сам был барином. Возничий легонько тронул вожжи, и застоявшийся рысак, весело цокая копытами, стремительно рванул вперед.

– Кто это? – подозрительно глядя на машиниста, спросил сосед Ерофей.

– Племяш из деревни приехал. Двоюродный.

– А чего это он с господами?

– Ну, так, большого ума человек! – снисходительно пояснил непонятливому Степаныч и, засунув руки в карманы, с независимым видом пошагал домой.

Тем временем Барановский, критически осмотрев наряд своего подопечного, спросил:

– А разве сейчас по форме шинель не полагается?

– Полагается, – пожал плечами Будищев.

– И где же она?

– Самому интересно. Доведется вернуться в деревню – спрошу с пристрастием.

– Ладно, это пустяки. Не замерзнете же?

– Нет. С утра, как дурак, в полушубке поперся, думал, сопрею!

– Да уж. Днем солнышко уже хорошо пригревает. Кстати, отчего вы не спросили, куда мы едем?

– Сами расскажете. В крайнем случае, как приедем – увидим.