Анатолий Подшивалов - Неизданные записки Великого князя [СИ]

И Задорожный чуть не пинками выгнал ялтинского комиссара.

Так прошло еще некоторое время. В гости к нам приехала Ирина и сообщила чудовищные известия. В Севастополе и Ялте массово казнят офицеров, даже тех, кто находится в крымских здравницах на излечении после ранений. Их расстреливают прямо на молу, на глазах родных, а некоторых связывают и живьем бросают в воду.

Эта вакханалия продолжается уже не один день. Вот вам и добрые большевики из Севастопольского Совета! Где же командование флота! Все же происходит у них на глазах! Или разложение флота дошло до того, что офицеры уже не командуют эскадрой. Собрать офицеров, унтеров и верных присяге матросов, не забывших честь и совесть русских моряков хотя бы на один линкор, повернуть орудия на гнездо большевиков и выставить ультиматум: прекращение кровавого террора, публичное наказание виновных или камня на камне от Советов здесь не останется! Почему бы и нет, история броненосца "Князь Потемкин-Таврический" свидетельствует, что даже один корабль может повернуть историю. Хотя, конечно, тогда броненосец угрожал открыть огонь по правительственным зданиям, а теперешние большевики будут только рады выставить семьи тех же офицеров в виде живого щита - стреляйте на здоровье. Значит, надо поставить условие эвакуации на линкор семей офицеров и тех, кто может подвернуться репрессиям и уходить в Новороссийск, на Кубань, туда, где формируются добровольческие части. Может и нам нашлось бы место на этом линкоре...

Пока я предавался этим утопиям, ко мне ворвался Задорожный:

- Они его все же расстреляли!

- Кого! Орлова!!!

- Нет, князь мирно спит в супружеской постели. Того хлыща в кожаных галифе, комиссара. Теперь нам будет худо, разговоры разговаривать никто больше не приедет. Приедут с пулеметами, хорошо, если не с артиллерией. Я запросил подмоги у своего Совета, обещали прислать подкрепление. Но Ялта ближе, из Севастополя могут не успеть. Караул уже поднят по тревоге, прожекторы светят на берег, пулеметы проверены, патронов достаточно. Я, пожалуй, раздам вашим мужчинам оружие, кто захочет, может оборонять дом со стены вместе с охраной, остальные могут хоть винтовки заряжать...

- Вот и сбылось пророчество Ксении, - подумал я. А вслух произнес: -

+Пойдемте, проверим, все ли готово к обороне, особенно с тыла. За несколько недель до этого мы сделали несколько потайных замаскированных окопов в парке, прикрывающих дворец с противоположной от моря и дороги стороны (с дороги мы прежде всего ждали прорыва). Ялтинцы про эти укрепления не знали, если им никто не донес из прислуги, конечно. Но все работы велись в тайне и окопов было не видно, даже землю при их рытье насыпали в мешки и отвозили за сотни метров от секретов. И вот сейчас, там, в районе этих укреплений, хлопнули два выстрела.

- Бежим туда - крикнул Задорожный и сунул мне в руку револьвер.

Через две минуты мы были на месте. Один из наших часовых лежал неподвижно на месте, другой, видимо, был ранен, над ним склонился некто, видимо, старался добить без шума ножом.

- Товарищ Задорожный, не стреляйте, я...

Раздался выстрел и тощая фигурка в драной короткой шинелишке не по росту, вдруг упала на колени, сложившись как бы вдвое. Совсем молодой парнишка зажимал ладонями горло, а из под них толчками струилась кровь... В луче фонаря было видно, что стрелял в него наш старый знакомый, да, это был бывший комиссар бывшего временного правительства Каминьский. В руке у него был револьвер и теперь он целился в Задорожного.

Бах! Во лбу комиссара появилась аккуратная дырка. Теперь Задорожный перевел маузер на третьего. Тот, запинаясь, быстро забормотал, указывая на труп в кожанке:

- Это он нас подговорил. Я, говорит, знаю, что у старухи полно дорогих камней в шкатулке и у других буржуев есть, чем поживится. Сейчас ихние солдаты на штурм пойдут, а я тут все дорожки в парке знаю, местный я, из воров, а до этого в усадьбе садовником работал. Вот мы и решили поживиться под шумок. Не стреляйте, я же социально близкий, жизнь таким сделала. Да и не убивал я никого, ворам не позволительно - часовых это комиссар кокнул, в упор. А я только убитых обшарил, не пропадать же добру. Солдатик этот только нести чего, на подхвате, нужен был, чокнутый он, комиссар его потом в расход собирался вывести. А у меня и оружия нет. Я только показывал, как пройти незаметно, не убивайте...

Солдатик, совсем еще мальчишка, был еще живой, видимо пуля прошла через горло и зацепила сонную артерию с одной стороны. Если ее прижать, то кровотечение можно остановить. Я встал на колени и попытался своим платком сильно прижать артерию. Вроде кровить стало меньше... Солдатик поманил рукой Задорожного и показал на грудь шинели, пытаясь свободной рукой (другой он зажимал вместе со мной рану в горле), расстегнуть ее. Он пытался что-то говорить, но из горла вылетало только сипение вместе с пузырящейся на губах кровью. Задорожный сам расстегнул на парне шинель и достал у него из-за пазухи плоский сверток из плотной желтой бумаги, перевязанный вроде пакета крест-накрест бечевкой. Мне показалось, что солдатик улыбнулся, кивнул головой и впал в забытье.

Тут у ворот усадьбы что-то сильно грохнуло, то ли снаряд, то ли граната. Застучали пулеметы, послышались крики, потом еще взрывы. Задорожный крикнул мне - оставайтесь здесь, я пришлю кого-нибудь с бинтами вам помочь и скрылся в темноте. Я огляделся. Фонарь лежал на земле. Вора-проводника и след простыл. Рядом с дыркой во лбу валялся "временный комиссар" - он же налетчик и убийца. Раненый тихонько пошевелился, вроде живой. Быстрее хоть бы санитара прислали, парнишка ослабел и пальцы его уже не зажимали рану, а мой платок пропитался кровью. Надо найти какую-то перевязку. За спиной у парня был тощий мешок-"сидор", видимо, предназначавшийся для тещиных сокровищ (не знал Сева о том, что драгоценности у Задорожного, а может, уже и в Петрограде, как не знали налетчики и о секретной засаде). Как же им удалось так снять часовых, видимо, подобрались незаметно - вор-бывший садовник показал, откуда налетчиков не будет видно. И вот оба охранника мертвы, один налетчик убит, другой сбежал, а на руках у меня тяжелораненый мальчишка. Так я думал, одной рукой роясь в мешке, а другой рукой продолжая зажимать его рану. Вот какой-то блокнот, возьму, потом посмотрим, может, что интересного о ялтинцах узнаем. И я сунул блокнот во внутренний карман адмиральской шинели. Вот относительно чистое исподнее, его и использую вместо бинта. Кое-как перевязав раненого, я понял, что спасти его не удается. Даже если бы сейчас он оказался на хирургическом столе в лазарете. Импровизированные бинты быстро пропитались кровью и лицо раненого стало бледнеть. Парень открыл глаза, тело его выгнула судорога агонии, он вздохнул - и все было кончено. Я пощупал пульс на другой артерии - его не было. Закрыл парню своей рукой глаза и перекрестил его, хотя креста на шее у него не было, снял, видимо, как красный солдат. Жаль мальчишку, совсем молоденький, жизни еще не попробовал. И вот лежит здесь, а сколько еще таких матери не дождутся... Бой между тем стих и скоро возле меня появился Задорожный и двое охранников с носилками. Увидев, что все кончено, он произнес: