Алексей Переяславцев - Зимний гастрольный тур

Сопротивления почти не было, хотя уцелевшие имелись. Все до единого получили контузию той или иной тяжести. От дзотов не осталось просто ничего, кроме ям. Надолбы оказались срытыми. По непонятной прихоти судьбы, некоторые мины уцелели — чтобы быть протраленными.

В какой-то момент, повинуясь командирам отделений, из БМП посыпалась пехота. Люди, сторожко оглядываясь, шли вперед. Первая линия обороны была пройдена без выстрелов.

Не прошло и суток, как случилось чудо — по крайней мере, так его мысленно охарактеризовал подполковник Лаппинен, командовавший именно тем участком обороны, на котором предполагалось направление главного удара. Таковой не состоялся. Точнее, он резко изменил направление на юго-запад.

Коварный замысел русских, которые и не подумали пробивать кратчайшую дорогу к Виипури (он же Выборг) в лобовой атаке на то, что получило название "линия Маннергейма", через некоторое время стал понятен финскому командованию. Проводная связь была нарушена мощным артобстрелом, а радиоперехват ничего не дал: или слышалось невнятное шипение и треск, или же сообщения звучали на совершенно незнакомом языке. Стоит заметить, что в самой Финляндии существовало отнюдь не малое количество людей, хорошо владевших русским. Не в последнюю очередь это относилось к маршалу Карлу Густавовичу Маннергейму, бывшему конногвардейцу, который до конца своих дней так и не выучился прилично говорить на финском. Правда, большинство из знатоков русского помнило его еще с царских времен, но некоторые изучали язык противника уже после революции, подарившей Финляндии независимость. Вот почему картину происходящего приходилось восстанавливать на основании не особо точных донесений с поля боя, если таковые вообще доходили.

Но и сам тайный смысл удара, направленного на берег Финского залива, некоторое время ускользал от командования противника. Очень уж подобный маневр был не в духе хорошо знакомых таранных ударов, принятых у русских. Их манеру воевать финны усвоили прекрасно: во время первой финско-советской войны 1918–1922 годов, и в польско-советскую войну в 1939 году. На этот раз все было не так.

Не прошло и суток, как финскому командованию стало ясно: этот удар рассчитан на окружение. Правый фланг у финнов был прочно заперт Финским заливом, и именно на его берег было нацелено русское наступление.

Любой курсант общевойскового училища на тактических занятиях должен затвердить: проникающий фронтальный удар должно парировать фланговой контратакой. В финских штабах сидели отнюдь не зеленые новички. Но… в прорыв хлынула вторая волна. Это уже была вроде как обычная советская пехота, но ее очень много скопилось, а парировать расширение прорыва было нечем. Тяжелые советские автожиры методично уничтожали все, что могло оказать действенное сопротивление. Особенно доставалось финским артиллерийским и минометным батареям (ракеты с этих гигантов летели удивительно точно в цель) и, что еще хуже, подкрепления размолачивались прямо на марше. Паровозный парк с пугающей скоростью уменьшался, ибо именно за локомотивами охотились в первую очередь. И русские почему-то не рвались закреплять успех продвижением вперед на север, а, наоборот, деятельно окапывались и возводили полевые укрепления с явным намерением оставить в котле не менее одной финской дивизии. Ну уж полк — так точно. Попытки контратак проваливались по причине почти полного отсутствия средств усиления. Русские научились грамотно использовать какие-то скорострельные минометы (на самом деле это было изделие Таубина, скопированное с АГС-17). О воздушной поддержке и говорить не приходилось. Часть авиации погибла еще на земле. Те бомбардировщики, которые осмеливались взлететь на помощь избиваемым войскам, уничтожались или налетом сверхбыстрых истребителей со стреловидными крыльями, или же на них наваливались существенно менее скоростные самолеты, походившие на знакомый финским авиаторам по испанским боям И-16 — на фотографиях его было легко узнать. Только эта модификация отличалась явно более мощным вооружением и превосходила как по горизонтальной скорости, так и на вертикали любой из самолетов, имевшихся в распоряжении Финляндии. Даже истребители не могли тягаться с модернизированными И-16, а уж о "стрелах" и речи не было. Эти легко справлялись с любым воздушным противодействием, не получая при этом никаких видимых повреждений.

Еще хуже было практически полное отсутствие сведений о противнике. В зоне действий этой страшной дивизии разведгруппы пропадали в никуда. Правда, на других участках фронта удавалось раздобыть "языков", но те могли сообщить лишь слухи. Да, вроде тут имеется часть особого назначения; да, говорят, что у них лучше техника, но чем именно она превосходит ту, что сейчас на вооружении РККА, никто не знал. Кажется, калибр танковых пушек больше. Насколько? Неизвестно.

И уж совсем скверно дело обстояло с международной обстановкой. Даже наиболее близкая по духу Германия (в конце концов, именно немцы у финнов собезьянничали свастику как символ, это вся страна знала [4] Финляндия приняла в 1918 году свастику в качестве символа на знаменах и технике ВВС и танковых войск. В настоящее время этот символ красуется на президентском штандарте. Разница с нацистской символикой состоит в цвете (финская — голубая, германская — черная) и в ориентации (финская представляет собой квадрат, стоящий на своей стороне, а германская — тот же квадрат, стоящий на углу). ) устами своего посла твердо заявила, что полагает наиболее благоразумным немедленно начать мирные переговоры, ибо с русскими, дескать, вполне можно договориться. Англия и Франция заявили о своей поддержке маленькой Финляндии, но сами находились в состоянии войны, хотя пообещали продажу самолетов и танков "Виккерс" и "Рено". Швеция посулила помощь артиллерией с боеприпасами; это было совсем неплохо, учитывая высочайшее качество изделий от "Бофорса". Но, извините, не вооруженными силами. По правде говоря, сама страна Финляндия была шведской креатурой; она была очень нужна шведскому королевству в качестве буфера, но воевать за нее с русскими? Шведская общественность, весьма возможно, была душой на стороне маленького восточного соседа, но шведские промышленники были полностью другого мнения. Роль нейтрального поставщика оружия и иных стратегических товаров нравилась им куда больше. Норвегия пообещала чуть ли не целую дивизию добровольцев. Но фактор времени! Но средства усиления, которых и своим не хватало!

И в довершение всего: чуть ли не демонстративная пассивность всех остальных частей Красной Армии. Продвижение на два-три километра с последующим сидением в обороне — ну никак это не подходило к русским традициям. Даже маршал Маннергейм при действительно отменном знании бывших соотечественников тоже ничего не мог понять в замыслах советского командования, о чем и высказался в открытую. Правда, он же отметил, что у русских откуда-то появились подробные сведения о тактических приемах финских мелких подразделений. И он же намекнул, что при таком превосходстве противника войну хорошо бы быстро закончить с наименьшими потерями, но сослуживцы намека не поняли или прикинулись непонимающими.