Михаил Бобров - Ход кротом

— Постойте! А флот? А Севастополь?

— Есть Одесса, Херсон, Поти, Батум. Есть Азовское море. В Таврических степях, севернее Крыма, хорошо получится буферная республика хлеборобов-анархистов. Кто по Кропоткину хочет «Хлеба и воли» — пусть свободно едет к ним. На границе с белогвардейским Крымом не забалуешь, быстро выучишься и винтовку держать, и землю пахать. Вот и пусть бодаются, пока мы будем социализм строить.

— А если не захотят ехать в Крым?

— А мы им туда вот этот полог с трона, — Корабельщик показал на горностаевый балдахин. — Самый что ни на есть рассвятой монархический фетиш. Да что я про мягкую рухлядь! Можно ведь живого царя. На царя монархист хорошо идет, уловистая штучка царь!

Снова прокатился вал смешков, затем Середа пробасил:

— Это какого еще царя?

— А что, гражданин Романов и семейство его разве уже расстреляны в Екатеринбурге?

Собрание оцепенело. Нарком внутренних дел Петровский уронил очки. Прокашлялся и ответил:

— Товарищ Берзин двадцать второго июня телеграммой доносил: были живы. Но между нами и Уралом белочехи. Как Романова с семьей привезти? Семьсот верст, а прямого пути нет, разве только через Царицын, так это месяц объездов.

— Ах, черт! — наклонившись к Ленину, тихонько сказал Сталин. — Товарищ Ленин, соглашайтесь на все. Вот почему дирижабли сегодня прибыли в Москву. Это значит, наш гость с Хуго Эккенером договорился заранее, и план этот придумал давно. Немец не дурак, мазурику и пустозвону не поверил бы. На дирижабле до Екатеринбурга всего-то сутки лету, и задержать его чехам нечем. Ах, ловок, черт! И дирижабль не один вызвал, от случайной поломки меры взял. Три цепеллина поднимут роту. Забрать Романовых — и сразу оттуда прямиком в Ливадию, в царский же дворец. Вот зачем он с этим южным анархистом хороводился, как его там? Скромный?

— Вы думаете?

— И сразу прокламации на всех углах, — поддержал нарком просвещения Луначарский. — Гуманный восставший народ не мстит свергнутому монарху. Кому дорого белое дело — милости просим в Крым. И не надо ночами под вагонами шнырять, купи билет и катись добром.

— Как белый человек, — недобро усмехнулся Корабельщик, прекрасно слышавший перешептывание.

— И нам не гадать, кто наш, а кто с фигой за пазухой, — Петровский подобрал очки, довольно погладил пухлую папку на столе. — Сколько же сотрудников освободить можно будет от слежки да политики. Уголовников прижмем!

— Аналогичным образом поступим на Дальнем Востоке, — продолжил при всеобщем одобрении Корабельщик.

— Чтобы в итоге образовалась такая вот структура, — с каждым словом на карте загорались области бывшей Российской Империи, по краям белые, а чем ближе к центру, к Москве, тем краснее. На белых землях нарисованные человечки увлеченно пыряли друг дружку штыками, махали флагами. На красной территории склонившиеся над станками рабочие выдавали горы товаров, тут же меняя их крестьянам на хлеб и водку, а цепочка в шинелях и буденовках, выставив штыки во все стороны, отражала редкие наскоки белых: те больше величались, били себя кулаками в грудь и собачились между собой, чем атаковали красных. Живой рисунок, хоть и некрупный, выглядел весьма доходчиво.

— Но это же блокада! Это значит, мы своими руками возведем тот самый «санитарный кордон» из лимитрофов, о чем Черчилль мечтает! — нарком финансов Гуковский возмущенно стукнул по столу кулачком. — А без международной торговли нам крышка.

— Для международной торговли у нас будут союзники, непризнанные мировым сообществом, но удобные для него в части контрабанды. Ясно уже, что Германия неизбежно проиграет войну.

— Мы на это и рассчитывали, соглашаясь принять Брестский мир, — проворчал Свердлов, присоединившийся к Совнаркому после перерыва. — Мы тотчас же денонсируем Брест-Литовский договор и попросим немцев с Украины домой… Пришелец он или самозванец, а предложил дельную вещь.

— Вы полагаете, выгорит?

Свердлов кивнул, не мешая Корабельщику продолжать.

— … С кайзером на дно уйдут и его сателлиты. Побежденным поневоле придется собраться в один рынок — меньший, чем у победителей, но и там будут продаваться лучшие в мире немецкие механизмы, там будут стоять с протянутой рукой гениальные итальянские изобретатели, не нужные на голодной родине, там будет востребована наша пшеница, лес, руда.

Корабельщик оглядел собрание. Уже никто не переговаривался, все напряженно слушали.

— Итак, добившись мира, мы запустим цепочку пятилетних планов. Первая пятилетка будет направлена на ликвидацию безграмотности и создание инфраструктуры, то бишь полного комплекта школ и училищ для рабочих профессий. Под конец пятилетки нам следует иметь полное покрытие страны школами и больницами, создать несколько крупных научных организаций, где собрать все здоровые силы науки для изучения зарубежной техники и разработки нашей собственной. О массовом выпуске машин речь пока не идет. Если дело пойдет хорошо, за первую пятилетку следует создать сырьевую базу — крупные железоделательные заводы, шахты, оснащенные современным оборудованием, коксовые батареи, карьеры и прочее.

— А если дело пойдет плохо? — покачал трубкой Сталин. — Гладко на бумаге, да в поле овраги!

— Тогда людям придется работать на старой технике и вручную, но уже не по двенадцать-четырнадцать часов за сутки, а только по восемь и за куда большую оплату, с намного лучшей медициной, с месячным отпуском раз в год. Одно это позволит им лучше питаться и больше спать, чем улучшит качество их жизни.

— Жизнь разве машина, что у нее имеется качество?

— С машинами проще, — Корабельщик вздохнул. — Но ими мы займемся в конце второй пятилетки и начале третьей. Только к этому времени наберется достаточное число рабочих да и просто грамотных людей, выученных и воспитанных в нужном ключе, дадут сырье заложенные предприятия. А вопрос ваш, товарищ нарком, верный. Все наши усилия должны вести к улучшению именно качества жизни подавляющего большинства людей. Иначе люди побегут из страны, и никакими штыками вы их не удержите. На моей родине так и не удержали: двести сорок миллионов протекли сквозь пальцы в желанный капитализм.

— И что у вас там теперь?

— Теперь еще ничего; но скоро будет как у вас при царе-освободителе. Порох в сухости, солдатушки в готовности, быдло в крепости.

— А что мы сделаем после машин?

— К тому времени я уже передам вам большую часть знаний, вы начнете их осваивать, а от этого и увидите сами, куда вам дальше. Мне же придется вас покинуть и отправиться своим путем, ибо таковы законы физики.

— Товарищ… Э-э… Корабельщик. Имеется вопрос.

— Прошу вас.

— Вы утверждаете, что имеете средство заставить англичан вывести войска.