Михаил Бобров - Ход кротом

Кухарка наскоро сметала что нашла — обрезки колбасы, вполне свежую булку, отложенную к завтраку, изрядный кусок сыра. Ухватила полуведерный самовар, но матрос решительно пресек ее попытку и взял самовар сам. Отнес на середину кухни, на лист железа. Снял крышку, налил воду — труба и топка торчали посреди воды островом. Закончив лить воду, крышку матрос прикрыл, чтобы не сыпался сор. В топку положил всего пару щепок и лоскут бумаги. Поджег. Нахлобучил дымовую трубу, повернув ее к раскрытому окну кухни. Подождал с минуту: щепки занялись. Трубу снял голой рукой, будто вовсе она не нагрелась, вложил еще несколько щепок…

Дальше Скромный не разглядывал: что же, самовара не видал? Он с удовольствием пошел мыться, после чего хватился белья. Кухарка из-за двери проворчала, что выполоскала и на печь пристроила — к утру просохнет, она-де уж знает, как гостям его благородия нужно. А завернуться, барин, вот, пожалуйте — и повесила на дверь такой же халат, как на хозяине, только сильно потертый, выношенный. Хорошо еще, что чистый… Полы халата парень подобрал под кушак и некоторое время сильно смущался выходить. Однако же ванную пришлось освободить матросу. Скромный вздохнул и решительно вышел в гостиную, где порозовевший от волнения Андрей Андреевич отпустил кухарку спать (все равно же подслушивать станет — а что делать?) и сидел у самовара, ожидая, пока хорошо дойдет чай в заварнике.

Скромный огляделся. Резные шкафчики, буфет, рюмочки-тарелочки, гнутые спинки стульев. Скатерть крахмальная. Ну, позолота, ну рисунки на потолке. Но здесь все это выглядело не так пестро и глупо, как в особняке Морозова; пожалуй, в этот потолок он бы пожалел жахнуть из нагана.

— Располагайтесь, юноша, — его благородие вздохнул. — Вы нынче откуда?

— От Чернова и Марии Спиридоновой, — осторожно сказал гость. Как он догадался, «нынче» Корабельщик изображал офицера-заговорщика. По всему выходило, в Ярославле белые с эсерами готовили бунт, чтобы открыть северный фронт высадившимся в Архангельске англичанам и французам. Почему белые? Потому что матрос постучал условным стуком, обменявшись с Андреем Андреевичем паролем и отзывом. Почему эсеры? Потому, что Корабельщик не зря же упомянул знаменитого Бориса Савинкова, легенду эсеровского террора!

Но вернувшийся из ванной Корабельщик поправил на себе очередной хозяйский халат и заговорил вовсе о другом:

— Итак, Андрей Андреевич, вы все же отважились уйти на Дон.

— Истинно так.

Налили чаю, выпили по первому, самому вкусному, блюдечку. Сахар поставили в розетке, пили вприкуску, не смущая сложными наборами вилок — чего, признаться, Скромный опасался. Вместо ложечек-вилочек на столе красиво, треугольником, лежали «кольты» хозяина и Корабельщика, увенчанные наганом Скромного.

— Слыхал я, — с намеком прищурился хозяин, — матросы «Балтийский чай» уважают?

— Не из таких, — мотнул головой Корабельщик. — Меня тут безо всякого марафета кидает — в Бискайском заливе так не кидало. Но я про Дон спрашивал.

— Не сомневайтесь, решение мое твердо. Сперва большевики пообещали мужичкам землицы-с, а нынче нате-с вам комбеды с продразверсткою? Так стоило ли за сие свергать помазанника божия?

— Не смею вас отговаривать. Но задам один вопрос. — Корабельщик побарабанил пальцами по столу, поглядел на хозяина прямо и выстрелил тем самым взглядом:

— Чего мы этим добьемся?

— То есть как «чего?» — Андрей Андреевич вскинул седые брови, сделавшись похожим на бульдога, от которого хозяин требует не ученого кунштюка.

— Смотрите, — вздохнул Корабельщик. — Объясняю. Допустим, вы ушли на Дон. Предположим, русский народ-богоносец в едином порыве поднялся на борьбу… Скромный, скажите, ваша губерния поднимется?

— Нет, — ответил Скромный. — Никак нет. Не хотят люди возврата к старому. Екатеринославская губерния вся поддерживает коммунистов-анархистов. Сведения точнейшие, из первых рук.

— Мы, изволите ли видеть, — улыбнулся Корабельщик, — извернулись в апреле на их конференцию пролезть. Никакой контрразведки, совершеннейшие дети. В Астраханской газете чекисты, как у себя дома, разгуливают…

"И это знает," — вяло удивился Скромный. — «Ах да, я же сам в отеле Ардашеву жаловался… Все-таки чекист? Умный чекист — горе в семье.»

— …Ну-с, крестьяне обратно не желают. Ну да это не важно. Положим, одолели мы и вступили под колокольный бой в Москву. Троцкий зарублен киркой, Ленин в гробу перед Василием Блаженным, на его тело поглазеть стоит громадная очередь… Нравится картинка?

Генерал сузил глаза, чувствуя подвох, и тот не замедлил.

— Кредит французской, кредит английской, — Корабельщик оскалился:

— У нас и до войны все электротехнические заведения принадлежали французам да бельгийцам, от лампочек до трамвая в каждом городе, где он вообще имеется. А нынче вовсе в кабалу сесть? К сему присовокупите полное и несомненное предательство Россией интересов Антанты. Ведь предательство, нет? Чем, ваше благородие, расплачиваться? Концессиями? Так это прямой путь к новым Ленским расстрелам, а дальше все то же самое, по накатанной. Благо, и пример налицо.

В полной тишине Корабельщик допил чай. Налили еще по блюдечку.

— Что-то я не пойму, вы меня за красных агитровать пришли?

Корабельщик хмыкнул:

— Пришел я с поручением: передать вам двадцать империалов. Золотых, царских. Они сейчас в самоваре, в кипяточке. Чай допьем, вытряхнете.

— Вот почему вы его лично растапливали. Но вы бы не явились ко мне, не имея предложения. Уж настолько-то я знаю пославшего вас человека.

— Предложение простое. Не ждите, пока за вами придут. Идите к Ленину сами. Только к Ленину, лично.

— И что, Сергей Степанович в самом деле так мыслит? Вы меня обманываете!

— Андрей Андреевич, кипятиться не нужно. Поручение я выполнил, свое мнение высказал. Я чай, вы уже не мальчик. Прорыв на Южном Фронте рассчитать у вас вполне получилось.

— Прорыв Брусиловский.

— Полно, это комиссары могут верить, что личность на войне решает все дело. Решает штаб, и скоро даже большевики это уразумеют. Пока что большевики еще нуждаются в вашем уме и профессии. Завтра они наберут силу и сотрут всех. Вообще всех, от левых эсеров, до Белого Движения. Мы, Андрей Андреевич, проигрываем на уровне лозунга. Что мы предлагаем людям? Возврат к прежнему. Это значит, опять «закон о кухаркиных детях». Это значит, опять выкупные платежи за землю. Это значит — вечно нищее земство, нищее село. Люди следуют за большевиками, лишь бы не как раньше. Все равно как, лишь бы не как раньше…

Тут Корабельщик с намеком зевнул, умолк — и Андрей Андреевич сломался. Он взял свой громадный «кольт» двумя пальцами, перехватил плотно. Приложил было к виску — Корабельщик осуждающе покачал головой. Скромный поймал себя на глупой мысли: вот бы эту сцену в театр! Халаты и пистолеты, Бухара-Ширвана низшего пошиба!