Иса Браус - Мадам Лекринова [СИ]

Когда Каренина ходила в церковь, она смогла расспросила там о старинной иконе Богородицы Троеручнице. Ей сказали, что реставрационные работы по ней уже завершены, и завтра она уже, должна быть, в храме. Может поэтому Гвидон заставил меня выйти на дело сегодня вечером.

Я сидела на ветке высокого дуба, который рос напротив мастерской. Спрятавшись в листьях, я через бинокль наблюдала за мастерской. На первом этаже хозяин вместе с рабочими распивал водку. Так что это уже вопрос времени, когда они уснут пьяным сном. А вот на втором этаже располагались объекты для реставрации, в том числе и икона троеручица. Решение о том, как попасть в мастерскую, пришло быстро, осталось только дождаться, когда пьянчуги уснут.

Я надела затычки для ушей и маску. Каренина посоветовала мне поменьше «шуметь». По правде сказать, мне изначально никого убивать не хотелось, не считая последнего случая, когда меня следователь Перов сильно разозлил. Остальные просто были не нужными свидетелями. Я надеялась, что в этот раз мне и не придётся воспользоваться маской. От частого использования крепление на ней стали медленно, но верно разрушаться. А как её починить, я пока не знала.

С помощью тросов я перемещалась с одного дерева на другое, пока не очутилась на крыше мастерской. Закрепив трос на дымоходной трубе, я спустилась к окну второго этажа и достала из сумки нож, которым можно было разрезать стекло. Сделав дыру, моя рука смогла пройти через неё и открыть окно.

И вот мои ноги уже стояли на твердом полу. Кстати говоря, рана всё ещё давала о себе знать, но боль была терпимой. Я подошла к нужной иконе. Оценив её размер, я поняла, что она легко поместится в моей большой сумке.

Вдруг я услышала звон дверного колокола, а затем скрип входной двери. Замерев на месте, я стала вслушиваться в звуки на первом этаже. Знакомый мужской голос молвил: «Эм, здравствуйте, Егор Павлович. Я пришёл за иконой Божией Матери Троеручицей… Вот квитанция».

Хозяин мастерской, еле шевеля языком, произнёс: «З-зд-дравствуйте, отец В-а-асилий. Ик… Я… Ик… Я совсе-ем забыл, что-о мы…. Ик… договорились на се-егодня… Я думал, в-вы завтра утро-ом… Ик… придёте… Что-о ж… Ик… Она наверх-ху. Можете з-забрать», — после этой фразы раздался жуткий храп.

Мой взгляд упал на большую картину, стоявшую на полу. Я спряталась за ней.

Священник поднялся на второй этаж. Да, батюшка, за эти годы вы не сильно изменились. О вас у меня остались только самые тёплые воспоминания, поэтому я не хочу вас убивать.

Оглядевшись, я увидела рядом табурет, на котором лежала гипсовая статуэтку лошадки. Задача ясная: оглушить, забрать икону и сбежать. Когда отец Василий повернулся к иконе, я, выйдя из укрытия и взяв статуэтку, подкралась к нему и занесла над ним руку. И пока я пыталась рассчитать силу удара, батюшка резко повернулся ко мне.

Дальше начался кошмар. Он, выбив статуэтку, схватил меня за руку. На первых парах моё сопротивление было бесполезным, ибо у батюшки была сильная хватка.

— Помогите! Егор Павлович, помогите! — похоже, что люди на первом этаже от водки спали очень крепким сном. — Ты мадам Лекринова? Что тебе нужно?

Вместо ответа, я наступила каблуком на ногу батюшки. Вскричав от боли, он отпустил мои руки. Я попятилась к стене. Именно в этот момент крепление сломалось окончательно, и моя маска упала на пол. Когда отец Василий пришёл в себя, он взглянул на моё лицо. Он широко раскрыл рот, глаза нервно заморгали, а его дрожащая рука потянулась ко мне. Меня охватила паника, а моё сердце бешено заколотилось.

— Э… А? Это ты? Как такое возможно? — и тут батюшка резко схватился за грудь.

Его лицо исказила болезненная гримаса. Пытаясь ухватиться за мольберт, батюшка невольно опрокинул икону и сам упал на пол. Из рукава его рясы выпала маленький свёрток. Я подбежала к батюшке.

— Отец Василий, что с вами? — в этот момент я своего крика не слышала.

— Т-таблетки, — прохрипел батюшка, указав на свёрток.

Я взяла свёрток в руки, и, когда я уже хотела дать лекарство, на смене панике пришли сомнения. Голос разума мне говорил, что если я дам батюшке таблетки, тем самым спасу ему жизнь, то он меня выдаст. А голос совести кричал, что я не могу бросить его на верную смерть. Я снова взглянула на отца Василия. Священник, не смотря на агонию, смотрел на меня с надеждой на то, что я его спасу. От нервного напряжения я начала часто вертеть головой.

Вдруг внизу послышались удивленные возгласы. Похоже пьянчуги проснулись. Находясь в шоке, я быстро положила маску и икону в сумку, а затем сбежала из мастерской через окно.

Перемещаясь с дерева на дерево, меня душили странные чувство. Один голос внутри меня кричал: «До чего ты дошла? Гореть в аду тебе за это!» Другой меня успокаивал: «Он тебя узнал! Это всё к лучшему, иначе он тебя бы выдал. А кто, кроме тебя, Веру спасёт?»

Я спустилась на землю рядом с мостовой. Мне было плевать на воду и грязь. Оказавшись под мостом, я взглянула на свёрток с таблетками, который я сжимала в своей руке. В панике я его прихватила с собой. И тут у меня началась дикая истерика. Кинув таблетки в воду, я заревела, уткнувшись в колени.

Время было уже за полночь, когда следователь Вахлаков привёз в управление господина Штукенберга. Как бы Пётр Иннокентьевич не был зол, но он должен был соблюдать максимальную осторожность при допросе, всё-таки Андрей Аристархович был не последним человеком в городе.

— Так значит вы утверждаете, что понятия не имели о планах вашей спутницы? — Пётр ходил кругами по комнате, пока подозреваемый спокойно сидел.

— Откуда? Зина же девка Полкана, которую я у него одолжил на несколько приёмов. Вероятно, что это его темные делишки.

— А у нас другая информация. — Пётр остановился у стола, оперившись рукой об столешницу.

— У вас плохие информаторы, — рассмеялся Андрей. — По правде сказать, мне самому интересно, кто эта попрыгунья стрекоза, ибо у меня есть предположение, как её крик может убивать.

— Неужели? — Пётр сел на своё место. — Не соизволите ли вы со мной поделиться?

— Пётр Иннокентьевич, не стройте из себя дурочка! Ведь ваше подозрение должно было с чего-то начаться. Готов поспорить, что этот святоша вам рассказал про инцидент, который случился восемь лет назад, я ведь прав? Мне ведь доложили информаторы, что он к вам вчера приходил. — Андрей плюнул на пол. — Какие же они лицемеры! А ведь у священников коммерция развита не хуже, чем у жидов. Надеюсь, я ваши чувства не задел?

— Нисколько. Я, конечно, в боге не сомневаюсь, но к клоунаде не склонен.

— Оно и понятно. Любой бы мужчина прозрел моментально, если бы его жена стала калекой прямо в храме. Вот тебе и божий знак! — усмехнулся господин Штукенберг. — Хотя я знаю тех, чьи жёны в этот несчастный день погибли. Если бы не городовые, эти бедные вдовцы вместе с другими пострадавшими митрополита Андрей на куски бы порвали. А если серьёзно, то я лично думаю, что это из-за него свод главного храма был разрушен, а точнее из-за того, что он прибрал к рукам большую сумму от кучи, которая предназначалась для реставрации.