Иса Браус - Мадам Лекринова [СИ]

И вот тут я снова обратила внимание на яркие огни казино «Парижен», которые виднелись с нашего окошка. Прожигатели жизни, которым всё равно, куда девать деньги. Во мне проснулась злость, которая копилась во мне всякий раз, когда я видела казино. Я, закусив нижнюю губу и сжав руки в кулаки, взглянула на Веру. Девочка продолжала кашлять уже во сне. Затем, учащённо задышав, я кинулась к папиной сумке, где лежала маска.

У меня не было чёткого плана. Я пряталась недалеко от казино, укрывшись палантином так, чтобы не было видно маски. Изначально я хотела использовать её только для того, чтобы скрыть своё лицо, но…

В общем, я пряталась недалеко от казино, ища самую лёгкую добычу. Найдя её, в виде уже подвыпившего сударя, оставалось привлечь внимание. У меня были варианты, как это сделать, но всё решил случай. Когда добыча вышла из экипажа, она дрожащими руками достала маленькую табакерку. Не успев открыть крышку, пьяный сударь выронил её, и она покатилась по асфальту. Швейцар, стоявший у дверей, уже хотел было пойти за ней, но мужчина, ели шевеля языком, произнёс: «Да она стоит больше, чем твоя шкура», — и толкнул парнишку с такой силой, что бедняга упал на асфальт. Когда же сударь пошёл за своей вещицей в сторону черного входа, я незаметно прошмыгнула за ним, благо метель умела хорошо прятать.

Табакерка упала у кучки мусора, что стояла у черного входа. Когда же сударь нагнулся, чтобы взять табакерку, я достала из сумки бутылку, которую нашла ранее. Одного удара по голове хватило, чтобы бутылка разбилась вдребезги, а мужчину заставить кричать бранные слова. Как только я взяла кошелёк, торчавший из кармана пальто, сударь быстро пришёл в себя, и, естественно, когда он повернулся, его глаза загорелись яростью. Я хотела убежать, но он схватил меня и швырнул на асфальт. Мне стало страшно, а к горлу подступил комок. И вот когда пьяница ударил меня ногой по животу, из моих уст вырвался крик…

Следующие секунды я смутно помню, ибо боль на краткий миг заслонила меня от внешнего мира. Когда же пришла в себя, передо мной лежали два трупа. У моих ног лежал сударь, а в паре метров от него швейцар, который, наверное, побежал на ругань мужчины и в итоге попал под раздачу. Осознав это, я лихорадочно сняла свою маску и с рвотным позывом кинулась к кучке мусора. Когда же меня перестало тошнить, за дверью черного входа послышались голоса, и я быстро унесла ноги от этого чёртового казино.

Когда же я вернулась в убогую комнатушку, меня всю затрясло. Я, схватившись за голову, нервно расхаживала по комнате, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Веру, однако слезы сдержать не удалось. Такое чувство было, будто я связана терновыми ветвями, которые болезненно кололи тело. Поколебавшись немного, я решилась подойти к окну.

У главного входа в «Парижен» уже столпились городовые, работники казино и простые зеваки. Было видно, никто не понимал, что происходит. Вдруг бормотание Веры заставило меня замереть на месте. Девочка, ворочаясь во сне, снова начала кашлять. Я подошла к ней и пощупала её лоб, жар, наконец, прошёл. Когда же Вера притихла, я взглянула на стол, на котором лежал кошелёк уже покойного сударя.

Уже на следующий день я вызвала врача. Пока он осматривал Веру, я была вся на нервах. Чтобы успокоить меня, девочка одарила меня слабой, но доброй улыбкой. Она не знала, какой ценой достались мне деньги на оплату врача. Позже я ей сказала, что в трактире попался пьяный и щедрый клиент, который не жалел чаевых. Когда доктор закончил осмотр, я с ним вышла на улицу.

— Насколько всё серьёзно? — во мне была надежда на то, что у Веры обычная простуда, которую легко можно вылечить.

— Даже не знаю, как вам это сказать. Судя по симптомам… В общем, это похоже на туберкулёз, — поставил диагноз доктор.

— Туберкулёз? Но ведь в наше время он лечится, не так ли?

— Надежда есть, но… — доктор скептически посмотрел на меня, — понимаете, голубушка, в наше время курс лечения от туберкулёза существует, но на острове этим занимаются только специалисты из Александрограда. Так что, если у вас есть деньги, то везите девочку туда, как можно скорее. И будьте сами осторожны, всё-таки болезнь заразная.

К счастью, в кошельке ещё оставалось достаточно денег, чтобы купить два билета во втором классе на поезд до Александрограда. Когда Вере стало немного лучше, мы уехали из вечно сырого Романобурга.

Кто бы мог подумать, что я вернусь в этот серый и угрюмый Александроград, будь он трижды проклят. Но факт оставался фактом: я и Вера сидим в спальном вагоне, ожидая, когда поезд приедет на конечную станцию.

— Аня, неужели ты не боишься? — спросила меня Вера, лежа на койке. — Я всё-таки заразная.

— Нет, милая моя. Ты не бойся за меня, сейчас самое главное, чтобы ты поправилась.

— А что если я не смогу… — Веру снова пронзил кашель.

— Не думай об этом! Врач сказал, что надежда есть, — я поднесла девочке платок, чтобы она вытерла кровь со своих губ.

— Но на всё воля Божья, а вдруг он хочет призвать меня к себе?

— Не говори, чушь! — возмутилась я. — Ты ничего плохо не сделала, чтобы так сильно разгневать Господа.

— Крошка Маруся была безгрешна, но тем не менее Бог призвал её к себе.

Я не знала, что и ответить. Моя Маруся только начинала жить и проявлять интерес к этому миру. Мой отец вообще хотел сделать этот мир лучше. А Гаврил, как и другие мужчины в слободе, просто защищал свой дом. Наверное, у Бога своё понятие справедливости, которое в корне отличается от людского.

— Прости, — извинилась Вера. — Я уверена, Господь даровал папе и Марусе вечное блаженство в Царствие небесном.

— Ничего, — я погладила девочку по голове. — Ты поспи, а завтра утром мы будем уже в Александрограде.

— Спокойной ночи, Анечка, — улыбнулась Вера и перевернулась на другой бок.

Когда она уснула, я достала из сумки чертёж маски. В нём было подробно сказано, какие кнопки нужно использовать, чтобы одеть и включить это оружие. Я структуру знала аки «Отче наш». В моей голове снова всплыл кошмарный эпизод, случившийся у «Парижен». Меня бросило в дрожь. В мыслях я стала умолять Бога, чтобы он помог мне отпустить этот ужас. И он вложил мою голову идею, что если уничтожить чертёж, то я смогу пережить этот момент. Я стала рвать чертеж маски на мелкие куски, а затем выбросила их через окошко вагона. Закончив я почувствовала странное облегчение.

И вроде бы за эти три года Александроград не сильно изменился, однако я теперь видела этот город совершено под другим ракурсом. Этот город мне казался самым уродливым в мире. Едва выйдя из поезда, в ноздри ударил тошнотворный запах бензина, который в детстве я почти не чувствовала. И ладно я, уроженка Александрограда, чей организм привык к таким городским условиям, а вот Вере, которая и так была больна, адаптироваться было очень сложно. Я помню, как только мы вступили на перрон, нам пришлось бежать в туалетную комнату, где Веру и стошнило. И мы ещё долго сидели на вокзале, пока ей не стало чуть лучше.