Иса Браус - Мадам Лекринова [СИ]

Вдруг на всю слободу раздался вой сирены. Этот сигнал был явно по ту сторону забора. Все жители слободы, в том числе я, Вера и Гаврил, подбежали к главным воротам. Никто не знал, что происходит.

Затем, пропущенный через громкоговоритель, голос, который находился по ту сторону главных ворот, произнёс: «Жители Белянской слободы, слушайте внимательно. Согласно постановлению, которое было подписано лично новым губернатором острова святого Феодора, в целях освобождение территории для строительства нового литейного завода, Белянская слобода подлежит к утилизации, а вы к депортации в другие города и сёла».

Естественно, после такого заявления поднялась волна возмущения. А голос продолжил: «В течение часа вы должны собрать свои вещи и выйти за главные ворота. Если будете сопротивляться, то мы вынуждены будем принять меры».

Волна народного возмущения вспыхнуло с новой силой. Затем старейшины привлекли всеобщее внимание.

— Да как эти безбожники смеют выгонять нас из родного дома? — закричал один из них. — Братья, не дадим в обиду нашу слободу!

Вскоре все мужчины начали подготовку к обороне. Женщинам было велено прятаться в церкви. Я не успела толком поговорить с Гаврилом. Было очень мало времени. Перед тем как убежать к линии обороны, он крикнул, чтобы я оберегала Веру и Марусю.

Прибежав в избу, я схватила Марусю и папину сумку. Мне тогда казалось, что я смогу использовать маску для самообороны, а также защиты Веры и Маруси, но так и не вышло. Вскоре все женщины и маленькие дети собрались в церкви. Батюшка призывал нас ничего не бояться и молиться за наших мужиков. Из-за духоты и страха детки ревели навзрыд, а мамы, бабушки и сёстры старались их успокоить, при этом пытаясь сохранять самообладание. Моя Маруся на удивление вела себя очень спокойно, она просто наблюдала за всеми. Вера, конечно, тоже не плакала, но от страха она дрожала аки осиновый лист. Я одной рукой обняла её и прошептала, что всё будет хорошо.

— Не переживайте, бабоньки, — сказала самая старая жительница слободы. — Сколько раз эти безбожники пытались нас выгнать, но ничего у них не вышло и сейчас не выйдет.

Остальные женщины её поддержали, однако неизвестность судьбы слободы продолжала их пугать. И вскоре мы услышали боевые крики мужчин. Каждая из присутствующих женщин начала за них молиться, в том числе я и Вера. Вдруг послышался выстрел, затем ещё и ещё. Это была настоящая война. Казалось, что это продолжалось целую вечность.

Затем всё стихло. Неизвестность стала пугать ещё сильнее, но никто не решился выйти из укрытия. Когда же в церковь вошли люди в военной форме, мы поняли, что Белянская слобода проиграла эту войну.

— Собирайте вещи и идите к главным воротам, — приказал самый главный, и мы поняли, что сопротивляться бесполезно.

Когда мы вышли из церкви, нас охватил ужас. Убитые были повсюду. Почти все из сопротивления погибли, даже старейшины. Но несмотря на это, у меня и у Веры была надежда, что Гаврил ещё живой, однако она умерла очень быстро.

— Папа! — закричала Вера и кинулась к Гаврилу, который лежал недалеко от большого колодца.

Я побежала за Верой. Бедный Гаврил… Вся его рубашка была в крови. Вера начала трясти его, умоляя открыть глаза, однако это было бесполезно. Когда же она поняла, что он мёртв, её охватила дикая истерика. Когда же это дошло и до меня, я упала на колени, прижав Марусю к груди. Было только одно очень слабое утешение: Гаврил погиб как воин, который защищал свой дом.

Кое-как успокоив Веру, я ушла вместе с ней и малышкой домой, чтобы собрать вещи. Помимо одежды, небольшого запаса еды и папиной сумки с документами, я взяла рабочие записи Гаврила, в которых были записки о замках и других механизмов. Мой муж надеялся, что, когда у него появится сын, он бы его учил по этим записям премудростям ключника. К сожалению, сына я ему так и не подарила.

Всех тех, кто остался в живых, увезли в ближайшее село Крещенское. Жителей слободы заставляли заполнить анкету, а уже потом им говорили, куда именно их депортируют. Нас было настолько много, что мы были разделены на несколько групп. Я, Вера и Маруся были в четвертой группе, которую должны были зарегистрировать через четыре дня. А пока нас временно поселили в одной из многочисленных палаток.

Эта ночь была очень беспокойной, но Вера, наконец, за долгое время смогла уснуть, и её не мог разбудить даже плачь Маруси. Я же молоком пыталась успокоить малышку, но она очень плохо ела.

Когда же я на следующие утро проснулась, Вера успела сбегать к жителям села за едой. Она взяла и для себя порцию, но кусок в горло не лез, также как и мне.

— Мы даже его похоронить не успели, — прошептала девочка.

Я обняла Веру. Я, как никто другой, понимала, какую боль она сейчас испытывает, поэтому успокаивала её тем, что все мы трое скоро переживём этот кошмар, но…

— Аня… — вдруг испуганно прошептала девочка. — Почему Маруся такая бледная?

Я кинулась к малышке. Она была белой аки… Аки… Я стала её тормошить, шептать её имя, но… А я продолжала уже со слезами её будить, дрожа умоляла проснуться, но…

После того, что случилось со слободой, я могла чего угодно ожидать, но только не этого.

Местными жители помогли нам по-человечески похоронить Марусю. Они нашли кусок белой ткани и ящик, который мы использовали, как гробик, а надгробный крест был сделан из двух веток, связанных между собой. После отпевание в местной церкви, малышку похоронили на сельском кладбище. Когда могилу закопали, Вера возложила на неё венок из ромашек. Затем она поцеловала пальцы и дотронулась ими до креста.

После похорон, когда Вера долгое время не отходила от могилы своей сестрёнки, я опустошенная бродила по селу, пока ноги не привели меня к местному озеру. Присев на камне подобно Алёнушке из картины Васнецова, я смотрела на своё отражение. Озеро казалось таким спокойным и глубоким. И в ту минуту мне захотелось уйти на дно. Всего пару минут агонии, а потом наступит покой, в котором мне на всё уже будет наплевать. Я наклонилась к озерной гладе, приготовившись пройти сквозь неё.

— Аня! — голос Веры заставил меня остановиться.

Мы молча смотрели друг на друга. Не одно слово в русском языке не могло выразить наше состояние. Это смогли сделать только слёзы. Рыдая мы заключили друг друга в объятья. И я поняла, что должна жить ради Веры. Кроме меня, у неё больше никого не было. Всё-таки она была моей падчерицей, хоть и разница в возрасте у нас была небольшая.

— Я боюсь! Они собираются нас убить! Давай сбежим отсюда? Давай уедим в город? — предложила она.

— Мы уедим туда, куда ты захочешь, Вера.

Этой же ночью я и Вера сбежали из села. Дойдя до дороги, мы смогли остановить мужика, проезжавшего мимо на телеге.