Вячеслав Сизов - Мы из Бреста. Книга 7

Я дал команду замереть и замаскироваться. Нам следовало вести себя как можно тише. Вернувшись в чащу, солдаты разбили лагерь, а я с несколькими унтер-офицерами стал вести наблюдение за врагом. Его колонны шли и шли по дороге стремясь окружить наши части.

Ближе к вечеру я вернулся в лагерь и дал команду выдвигаться. За это время в лагере добавилось народа. К нам прибилось до сотни солдат и несколько офицеров ставших под мою команду. Среди них было много раненых, в том числе и тяжелых. Бросать их не стали. Решили, что будем нести их до конца.

С наступлением темноты движение колонн врага не прекратилось. Поэтому пришлось вести себя осторожно.

Мы прошли по лесу не менее 10 километров, но не видели никого из наших солдат. Только трупы, одетые в фельдграу и остатки разбитой техники. Увиденное заставляло нас идти вперед как можно быстрее. Ранение подтачивало мои силы. Но гонку следовало продолжать любой ценой.

Около полуночи воспользовавшись паузой в движении русских, удалось прорваться через дорогу на запад.

После долгого раздумья я решил изменить направление движения и прорываться к Минску. Почему туда? Потому что русские развивали свое наступление на юг, общим направлением на Бобруйск. Так что у нас был шанс лесами уйти на запад…

Мы, стараясь не шуметь, шли через лес, заваленный трупами наших комрадов, разбитой техникой и брошенным вооружением. Гул сражения настигал нас со всех сторон. Движение тормозили небольшие болота и ручьи, овраги и лесные завалы.

На одной из лесных просек разведчикам повстречалась большая группа повозок с ранеными из дивизии СС, что держала оборону недалеко отсюда. Они слезно просили не оставлять их на растерзание большевикам. Пришлось брать с собой. От этого скорость движения резко упала.

Из разговоров с медиками стало известно, что русские прорвали фронт их дивизии сразу на нескольких участках и широкой волной развивают наступление на юг и в сторону Минска.

Как только заалел рассвет, я дал команду остановиться для отдыха. Мы рухнули на опушке полумертвые. Отдых оказался недолгим. Вернувшиеся из поиска разведки привели с собой большую группу солдат нашей дивизии выходивших из окружения, как и мы. Командовавший ими старший унтер-офицер Бойзе сообщили, что дорога на запад перекрыта. В километре от нас расположилась танковая часть с пехотным десантом русских. Севернее казаки, которые всю ночь вели бой с выходящими из окружения нашими солдатами. Такое вынужденное соседство с противником меня не прельщало. Следовало немедленно уходить. Но куда?

За время, что мы шли по лесу, умерло несколько раненых. Бежала часть "восточников", видимо, решивших прорываться отдельно от нас. Продукты и медикаменты заканчивались. Изучив карту, я понял, что единственно возможным направлением движения был путь через лес на юго-запад, по лощине к Минской трассе, где шли бои и была вероятность встретить наши войска.

Обсудив с офицерами разведсведения, мы решили действовать именно так.

Сейчас по прошествии времени я могу сказать, что это было неверное решение. Я уверен, что наиболее правильным было бы тогда сдаться в плен. Но мы не владели обстановкой, но верили в силу немецкого оружия, умение командования остановить наступление противника.

Сначала все было хорошо. Благодаря разведчикам и боковым дозорам мы быстро продвигались вперед. Справа от нас за стеной леса слышалась сильная артиллерийская пальба, что только добавляло нам скорости. Мы бежали и задыхались, внутри все горело, но двигаться быстрее мы не могли.

Не выдержав дороги и нагрузки, сломалось несколько повозок. Наскоро перераспределив раненых на остальные повозки, мы продолжили свой путь.

Согласно карте лощина выходила на большую поляну, обойти которую не представлялось возможным. Нам предстояло преодолеть метров пятьсот открытого пространства, чтобы вновь скрыться в лесу. Делать это днем был опасно, но и ожидание темноты было не менее губительным. В любой момент могли появиться русские. Голос разума, тем не менее, говорил остаться под сенью леса. Но желание побыстрее соединиться со своими войсками пересилило все разумные доводы и на совещании было принято решение двигаться дальше.

Нам удалось преодолеть всего сотню метров, как неожиданно справа из леса на поляну выскочило несколько русских танков, ударивших по нам из своих орудий и пулеметов, отрезая путь к лесу. Следом за ними появилась русская кавалерия галопом несущаяся на нас.

Нам некуда было деваться на открытом пространстве. Вокруг рвались десятки снарядов, осыпая нас осколками. Лес уже не мог укрыть нас от русских. Наше положение было отчаянным. Но сдаваться никто не хотел или просто скрывал это от своих боевых товарищей.

Мы должны были бежать прямо вперед и спасти то, что получится спасти. Отважный бросок вперед давал шанс избегнуть гибели. Кое-кто из моих солдат попробовал бежать дальше. Люди помчались вперед к лесу. Однако в ту же секунду они рухнули скошенные пулеметным огнем и под разрывами снарядов.

Двое измученных гренадеров бросились вперед навстречу танкам врага, каждый держал панцерфауст. Казалось, что они не понимали вообще ничего и волокли панцерфаусты чисто механически. Укрывшись за перевернутой повозкой, они заняли позиции и направили свои панцерфаусты на приближающиеся танки. Последовали два взрыва. Два ближайших вражеских танка, находившиеся почти вплотную, взлетели на воздух. Но наша радость была недолгой. Следовшая за танками пулеметная "бахча" разнесла героев на атомы, а потом принялась за нас.

Крупнокалиберные пули пробивали повозки и людей насквозь, вырывая куски мяса из тел солдат. Те, кто еще несколько минут назад дышал, думал, верил в свое светлое счастье и будущее превращались в куски бесчувственного, мертвого мяса.

Не знаю, почему, но пули врага обходили меня. Я стоял среди тех, кто доверился мне, а теперь умирал на моих глазах.

У меня в руках был автомат, за поясом торчали 6 магазинов по 32 патрона, еще 6 магазинов — за голенищами сапог. Вдобавок в подсумке лежали еще 300 запасных патронов. Но я так и не смог поднять оружие и застрелиться. Какое-то наваждение и слабость охватили меня, и я безучастно смотрел на происходящее вокруг. Ожидая только одного — когда русская пуля или сабля закончат мою жизнь. Я молил бога только об одном, чтобы все происходящее как можно быстрее кончилось.

Прямо на моих глазах советский танк налетел на повозки с ранеными, раздавил их, сровнял с землей. Раздались ужасные вопли, крики умирающих, истерическое ржание раздавленных лошадей, судорожно бьющих копытами.

Около меня оказалось несколько солдат ожидавших своей участи. По странной прихоти судьбы нас не убили, а только разоружили и увели за собой. Пройдя несколько сот шагов, я оглянулся назад, на место бойни, мысленно попрощавшись с тремя сотнями солдат, навечно оставшимися по моей глупости и не расчетливости в лесах России…