Игорь Шенгальц - Сыщик Бреннер [2 книги]

— Вас ожидают. — По лестнице спустился представительный мужчина в строгом сюртуке и с такими бакенбардами, которые счел бы за честь носить любой боевой генерал. — Меня зовут Паркер, следуйте за мной.

Беспалый и шрамированный проводили нас до бесконечного холла первого этажа и только там оставили в покое, передав меня на полное попечение Паркера.

Мы поднялись на второй этаж. На богатую обстановку вокруг я старался не обращать внимания, хотя краем глаза отметил и бесценные картины известных мастеров, и массивную хрустальную люстру, и натертый до блеска паркетный пол, и несколько полных наборов рыцарских доспехов, и множество иных деталей, даже не шепчущих — кричащих о том, что здесь проживает один из самых богатых людей города, да что там — всей империи.

На пути нам не встретилось ни единой души: ни слуги, ни охранники, ни домашние. Поместье внутри словно вымерло, и только глухие звуки наших шагов разносились тихим эхом по полутемным коридорам второго этажа.

Коридор окончился тяжелой дубовой дверью. Паркер негромко постучал и, получив разрешение войти, распахнул передо мной створки. Я шагнул в комнату, сразу сообразив, что попал в кабинет хозяина особняка. Дверь за мной тут же затворились.

Из-за массивного стола навстречу поднялся крупный мужчина лет шестидесяти, с совершенно седой головой, аккуратными усами и очень усталыми глазами.

Я склонился в почтительном полупоклоне. Никакой ошибки, теперь я совершенно убедился в правильности собственной догадки. Ведь пригласившего меня господина знал в лицо каждый житель города — портреты этого человека висели почти в каждом доме и уж точно в каждой таверне рядом с портретами императора.

Передо мной стоял, протянув руку для пожатия, действующий член Государственного Совета, генерал-губернатор Фридрихсграда, родной брат кайзер-императора Карла, великий князь Платон Александрович собственной персоной.

Я вытянулся во фрунт, как во времена былой службы, и лихо отрапортовал:

— Десант-риттер Бреннер по вашему указанию прибыл, ваше высочество!

— Кирилл Бенедиктович, оставьте излишние церемонии. Проходите, присаживайтесь! Желаете чайку или чего-то покрепче? Прошу, не стесняйтесь!

Рукопожатие вышло крепким. Князь находился в прекрасной физической форме, несмотря на почтенные годы. Всю свою жизнь он был патриотом, считая любовь к Родине необходимой составляющей менталитета настоящего гражданина. Князь испытал самолично все прелести казарменной службы, хотя это вовсе и не требовалось ввиду его высокородного происхождения. Он двадцать лет отслужил в обычном полку, позже сменившем свое название на Княжеский, начав со звания риттер-лейтенанта. Позже, покинув армейскую службу в генеральском чине, Платон Александрович по высочайшей просьбе Карла принял пост губернатора Фридрихсграда — второго после столицы города империи, доверить который кайзер-император мог только ближайшему родственнику.

Великий князь пользовался громадным уважением как простого народа, так и военных. Ну а в правящих кругах его происхождение обеспечивало князю особый статус. Поэтому городом он руководил железной рукой, его боялись как огня. Князь без всякой жалости уничтожал преступный элемент, в том числе высокопоставленных казнокрадов, и Фридрихсград по праву считался одним из самых спокойных и обеспеченных городов во всей Руссо-Пруссии.

Я несколько раз удостаивался чести лицезреть великого князя лично, но чтобы при этом он обратил на меня свое внимание — такого прежде не случалось. И, сказать начистоту, я бы предпочел, чтобы так оставалось и впредь. Внимание царственных особ обычно плохо сказывается на состоянии здоровья тех, на кого оно обращено.

— Благодарю, ваше высочество, не стоит беспокоиться!

— Ну хорошо. — Князь тщательно осмотрел меня с головы до пят, придирчиво оценивая, словно скакуна, на которого собрался поставить крупную сумму, и кивнул. — Вы все же присаживайтесь, Кирилл Бенедиктович, разговор предстоит долгий. И давайте условимся: наедине называйте меня по имени-отчеству. Лишние условности между старыми солдатами ни к чему, не так ли?

— Так точно, Платон Александрович. — Я уселся на стул, но спину держал прямой как палка, а подбородок слегка выпятил вперед. Пусть князь и предлагает легкое панибратство, но расслабляться не стоит. Любое мое неверное слово или движение может отправить меня прямиком на далекие северные рудники. Таковы они все — власти предержащие.

Великий князь обошел стол и сел на свое место. Я смотрел на брата кайзер-императора не отрываясь, как сказали бы в нашем полку — пожирал начальство взглядом. Ведь начальство очень любит, когда каждому его слову внимают, словно оно глас божий. И это вовсе не подхалимаж, а лишь необходимые условия для выживания в заданном социуме.

Я даже не успел толком рассмотреть кабинет князя, заметив краем глаза, что генерал-губернатор не любил излишества. Все устроено по-простому, безо всякой помпезности. Только необходимые для работы вещи — а князь работал подолгу, иногда несколько суток кряду просиживая в кабинете. Десяток охотничьих трофеев на стенах — вот и все украшение помещения.

— Хорошо, раз вы отказываетесь от напитков, приступим прямо к делу. — Князь чуть откинулся на спинку кресла, собираясь с мыслями. — Речь пойдет о вещах крайне деликатных… семейных… очень личных…

Ох как же мне все это не нравилось! Влезать в личные дела великого князя я не горел желанием. Ведь выбраться из них может быть неимоверно сложно. Но что я мог поделать? Встать и уйти? Если бы это было возможно, я бы так и поступил. И, слушая князя, я все глубже и глубже увязал в них, как пчела в варенье, теряя все пути для отступления.

— Вы, наверное, знаете, что у меня есть сын?

Я кивнул. Еще бы я этого не знал! Сын великого князя — Константин Платонович, девятнадцати лет от роду, или же Костас, как он сам любил себя величать на греческий манер, а в крайнем случае, Князь-младший — так его звали полушепотом между собой городовые и полицейские, был тем еще оболтусом. Практически ни один скандал в высшем свете не обходился без его участия, а зачастую он сам их инициировал. Характер у него был преотвратный, и связываться с этим юнцом никто не желал. Генерал-губернатор, обычно справедливый, на проделки сына закрывал глаза. Поговаривали, что он ни в чем не может тому отказать — слишком уж похож был Костас на свою покойную мать, в которой Платон Александрович души не чаял.

— Так вот, — продолжил князь, — он попал в одну крайне неприятную историю. Но я надеюсь, что с вашей помощью он из нее выпутается.

Я удивился, хотя виду не подал. У великого князя хватало и людей, и возможностей для того, чтобы решить любую проблему любого свойства. Зачем ему понадобился именно я? Тем более учитывая, что прежде он к моим услугам никогда не прибегал, хотя наверняка одна из папок на его столе содержала мое полное досье. Нет ли во всем этом какого-то подвоха? Однако в благородстве Платона Александровича я нисколько не сомневался.